Неждана
Шрифт:
Нежданка и себя такой грезила — малюсенькой, кругленькой горошинкой. Как треснул мешок, так посыпалась на пол горошины, покатились по старым доскам в разные стороны… Так и она вместе со всеми куда-то катится…. Того гляди — в щель меж досок упадет, в подпол провалится. Там мышки живут с цепкими лапками и острыми зубами, будут они горошинку со всех боков больно кусать, да откусить не сумеют. Подхватят глупые мышки Нежданку, вынесут ее на двор да и бросят в пыли курям на потеху. А на дворе курочки беленькие гуляют, чистенькие и нарядные, как панночки, с ними петушок черный с
Что потом будет, Нежданка пока не придумала, почувствовала, как все дальше и дальше она от старого Василя откатывается.
— Давай, деда, еще ложечку, — за меня, Неждану, внучку твою любимую, — шепотом попросила девчонка. — Молочко нынче вкусное, от черной Зореньки.
Так, значит, теперь и разговаривает она с Василем, — как с несмышленышем.
Когда-то дедусь сам вырезал эту ложку из доброго клена. И было тех ложек в дому, почитай, аж три дюжины — семья у Василя большая — только сынов пятеро, а дочерей и того побольше. У всех уже свои сыны и девки подрастают, двух внучек замуж по осени выдали. В родной Поспелке почти все жить остались.
Много молодых крепких побегов за долгие годы вокруг старого пня наросло — не сосчитать, только уж так получилось, что из всех отпрысков деда Василя только Нежданка по многу разов в день забегает к старику за печку, чтобы покормить и обиходить. Она и ночью к нему встает тихонечко.
Некоторые дети и внуки, конечно, Василя тоже проведывают, многие по праздникам с гостинцами заходят, а остальные просто ждут, когда старый помрет.
Сороке, той даже неловко соседям каждый раз отвечать, что, мол, жив еще дед, все небо коптит — разумом ослаб, ноги не ходят, глаза не видят, но яблоки моченые просит, да кашу пшеничную жует.
Мачеха вначале кривилась от такой дружбы Нежданки со старым Василем, а потом смекнула, что пусть уж лучше так — за свекром дряхлым все равно пригляд нужен, не ей же самой за стариком ходить, ей и с детьми забот хватает. Да, и Нежданка окаянная пока за печкой с дедом сидит, в избе полегче дышится.
Толку от ведьминой девчонки все равно в дому никакого — тесто ей не доверишь, веретено — тоже. Нечистая — она, темная душа, даже черти от нее отказались — обратно с того света воротили.
Такую и к скотине не подпускать боязно — молоко у коз и коров враз пропадет. Рубахи обережными узорами расшивать тоже не дашь — все ж загубит злая сила. Вышьет еще вместо добрых знаков проклятия да мороки колдовские.
— Влас, а ты знаешь, с чего кобыла гнедая захромала? — спросит, бывало, Сорока.
— Подкову потеряла, копыто сбила- с чего ж еще, — нехотя, издалека, как с другого береги реки откликнется муж.
— Неждана ей гриву чесала, косы плела, нашептала в ухо, поди, заговор, — доложит Сорока.
— Ну, скажи девке, что я не разрешаю больше к кобыле подходить, — тяжко вздохнет Влас.
Да, как же ребятенка деревенского от лошадей, коров, коз и поросей отлучить? Там столько премудростей крестьянских, что с пеленок постигать надобно. Вроде понимает все Влас, еще помнит, как правильно, а говорит совсем другое, — что Сорока услышать хочет.
— Нежданка, бестолочь! Девка глазливая! — завопит Сорока в другой раз. — Ты зачем в чугунок со щами заглядывала?! Тебе ж отец наказывал сторониться!
— Дедусе набрала пять ложечек, — полушепотом признается девочка
— А теперь все щи скисли! Что семья есть будет?! — мачеха не унимается.
— Богдан грязной ложкой в чугунок лазил, щи хлебал, — доложит Щекарь.
Не для того, чтобы Неждану защитить, а от злости на Богдашу-опять чегось не поделили.
— Неча на брата напраслину возводить, — отмахнется Сорока. — А тебя, ведьмино отродье, я последний раз предупредила, близко к печке не подходи, в посуду зенками не зыркай.
Избавиться от Нежданки никак у мачехи не получалось.
Сколько на болота девку ни посылай, то — за мхом, то — за ягодой, то — за травами, она все домой возвращается. Спасу никакого нет! Гадюки ее не жалят, ни одна трясина не берет. Гнуса на болотах столько — взрослых мужиков до шкелета высасывают, а этой все ни по чем. Воротится в избу, отварами из ковшика умоется и назавтра — как новенькая. Косицы тощие кривенько переплетет, тряпицами простыми подвяжет, и снова к лешему али к кикиморе в гости — шасть!
Виданное ли дело, чтобы в лес да на болота без оберегов ходить? А она все живая каждый раз возвращается. Ясно же, что не зря нечисть до поры до времени ее не трогает, для чего-то приберегает, для делов темных готовит. С такой в одном дому жить — что по тонкому льду на реке весной бегать — рано или поздно все одно провалишься.
Сорока уж и в дальний лес за диким медом Неждану посылала. Вернулась девка оттуда затемно, вся пчелами злыми покусанная, но туесок полный за плечами принесла. Как медведи-то ее в свои владения пропустили? А главное — как выпустили, не заломали?
Когда Нежданка в девять годков с проруби домой воротилась, толкая перед собой тяжелую корзину с отполосканными бельем, окончательно поняла мачеха, что не в ее власти эта поганка. Никак не выжить ей падчерицу из дому своими силами. А раз не избавиться от девки, так пусть хоть за старым Василем приглядывает да свистульки на ярмарку из глины лепит.
Козлики, петушки, кони, утки и зайцы ладно у внучки Василя получались. А уж пели как заливисто на все голоса, какие трели те свистульки выводили- не каждый соловей так по весне расстарается.
Хорошо в городе продать можно то баловство или сменять на что, если торговаться умеючи.
Старшим дочкам Сороки с монет за свистульки приданое в сундуках помаленьку копится. Две козы дойных от козликов расписных уже в хлеву прибыло. Тулупчик Богдаше к зиме справили. А малым молоко козье любую хворь лечит, щеки румянцем у сыночков наливаются — любо-дорого посмотреть.
— Ты, Сорока, вроде неглупая баба, — не выдержала как-то Надея, встретившись с соседкой у колодца. — Детушек своих любишь, как я погляжу.