Нежданно-негаданно
Шрифт:
— Не выдумай их в палатку тащить, — предупредила его тётя Сима, — расползутся ещё ночью.
— Уж ты скажешь… — заворчал Яша. — Нешто они в силах крышку поднять!
Мать погрозила ему пальцем и позвала всех ужинать. За ужином дед Аким заохал:
— Ноги у меня, чисто телеграфные столбы, гудют. Завсегда так перед непогодой. Не напустился бы на нас дождик.
— Откуда же ему взяться? — возразила деду Акиму круглолицая колхозница, которая оказалась женой его сына. — Небо-то словно умытое.
— Это у папани глаза замутились, — поддакнул ей муж.
Все
«Пп-шппп-шсс… п-ш-пппш-ссс…»
Я в момент мокрый стал: не иначе, как змея в палатку заползла, гадюка ядовитая. Что же делать? Но тут я вспомнил про Яшиных насекомых (он всё-таки взял их в палатку) и решил, что шуршат они.
Только спрятался я с головой под одеяло и немного успокоился, как почувствовал, что нашу палатку кто-то старается свалить. Вылез я из-под одеяла, прислушался и понял, что это на неё налетает ветер. Потом ветер стих, а по палатке кто-то защёлкал. Сначала редко, а после как посыпались щелчки — считать не успеешь.
«Дождь», — чуть не закричал я и принялся будить Яшу с тётей Симой. Сено-то мы оставили неприкрытым.
Тётя Сима проснулась сразу. Она схватила сложенный у дверцы палатки брезент и побежала к копнам. Я поспешил за ней. Всюду в темноте уже слышались голоса. Значит, дождь разбудил не только нас. Тётя Сима оглянулась и крикнула мне:
— Тащи от костра поленья, сколько сможешь.
Я побежал к потухшему костру, взял штук пять поленьев, совсем не понимая, зачем они вдруг понадобились, и вернулся к тёте Симе. Она уже накрыла одну копну и тут же велела мне закинуть на её макушку два полена, чтобы ветер не сорвал брезент. Я закинул. Потом мы укрыли ещё две копны. Дождь пошёл сильнее, и тётя Сима крикнула мне:
— Беги в палатку, простудишься!
— А как же вы одна? — кивнул я на оставшиеся копны и стал помогать тёте Симе.
Поленьев у нас уже не осталось, и я закидал брезент еловыми ветками.
— Ну, а теперь живо в палатку! — потребовала тётя Сима.
В палатке я принялся стаскивать с себя мокрую рубашку и увидел, что Яши нет. Только я переоделся, как он явился. Мокрющий — ужас! Яша, оказывается, помогал деду Акиму с девчатами.
— Верно дед предсказал-то, — прыгая, чтобы согреться, сказал Яша. И как только вошла в палатку мать, накинулся на нее: — Зачем же ты Петьку брала? Он болел весной. Свалится, так будет тебе от Николая Ивановича.
— Чем болел-то? — спросила меня тётя Сима.
— Да так… воспалением лёгких, — нехотя признался я.
— Ах ты господи! Чего ж ты выскочил?! — всполошилась она и потребовала: — Раздевайся скорее!
Тётя Сима схватила свою кофту и принялась растирать ею мою спину. Кофта была шерстяная, колючая. Очень скоро я почувствовал, как моё тело наливается приятной теплотой. А по спине прямо огонь заходил.
Дождь уже не стучал по палатке, а громыхал вместе с ветром и молнией. Я погрозил ему кулаком, залез под одеяло и сейчас же уснул…
На покосе мы пробыли четыре дня. Сначала мы только ворошили траву и складывали её к вечеру в копны. А как трава высохла, на луг приехали грузовики. Мы нагружали их, метали стога да ещё новую, скошенную траву сушили. Тут у нас не стало времени ни позагорать, ни по лесу побродить. Правда, нас особенно никто не заставлял всё время работать, но, когда у других дел по горло, неудобно сложа руки по сторонам посматривать.
Самое хорошее время было после обеда, когда все немного отдыхали. Мы с Яшей устраивались где-нибудь в тени за скирдой. Засыпал я сразу, только закрывал глаза. Здорово всё-таки спать на свежем сене. Пахнет оно удивительно вкусно. Даже пожевать хочется. Я решил написать маме, что выполняю её приказ: сплю на копне. Правда, эта копна не у дедушки в огороде, да разве в этом дело.
На третий день нашего пребывания на покосе Яша отозвал меня за дальнюю копну и сообщил:
— Я после обеда удираю. У меня все дела остановились.
— Какие дела? — спросил я.
— Пока мамка тут, можно ведь дома утят пляске научить. Удерёшь со мной?
Я заколебался. Посмотреть, как Яша начнёт учить утят пляске, было заманчиво, но появись я в деревне, когда с сенокоса ещё не вернулись взрослые, тётя Клава сейчас же восторжествует. А дед обязательно скажет, что я его осрамил. Нет, мне бежать нельзя. Я так и сказал Яше.
— Ну, как знаешь, — надул он губы, — а я дёру дам.
Однако Яша не убежал. Перед обедом на покос приехал председатель. Он сидел за рулём «газика» и показался мне очень внушительным и мощным человеком. А как вылез, оказался совсем маленького роста. Только в плечах широченный. А вверх даже дед Аким чуть ли не на голову выше его. Председатель обошёл смётанные стога и остался доволен. Они были высокие, ровные, хорошо обчёсанные. Тут-то он и увидел меня с Яшей.
— Домой помощники не просятся? — спросил он у тёти Симы.
— Чего они, текущего моменту не понимают? — ответил за неё своим дребезжащим голоском дед Аким. — Сознательные ребята. Первые метальщики — во как!
— Молодцы! — сказал председатель и крепко, точно взрослым, пожал мне и Яше руки.
Насчёт «первых метальщиков» дед Аким, конечно, преувеличил. Принимать охапки сена наверх и укладывать их так, чтобы пласт находил на пласт и все травинки лежали в одну сторону, — это, верно, мы научились. Но чтоб первыми были, куда там! Любит дед Аким подрумянивать слова. Однако похвала председателя мне понравилась. Было бы совсем хорошо, если б председатель увидел моего деда и сказал ему обо мне.