Неженка
Шрифт:
— Нет, — пискнула я, отворачиваясь от него. Но он обхватил мой подбородок, и заглянул в глаза.
— Тогда почему ты краснеешь Неженка?
— Просто…
— Просто, ты видимо придавалась нехорошим мыслям? — его глаза блеснули. Но признаваться, что я рылась в его вещах, смотрела фото, и наткнулась на некую блондинку, и уж тем более выяснять кто это такая, мне не хотелось, было проще согласится.
— Матвей, — по обыкновению протянула я
— О чём мечтала? — не отставал это сумасброд.
—
— Мне придётся тебя пытать, с особой жестокостью, — тихо шуршит его голос.
Он склоняется и прикусывает кожу на шее, и тут же целует. Я шумно выдыхаю, чувствуя, как от места укуса разбежались мурашки. Прижимаюсь к нему.
— Матвей, — умоляюще шепчу, — прошу!
— Чего просишь?
Я и сама не знаю, чего больше хочу, чтобы он продолжил, и плевать, что за стеной его мать, или же всё же совесть не позволит вести себя как развратная сучка, и благоразумие возьмёт верх.
— Остановись, ведь за стеной твоя мама! — всё же решаю я. — Я не могу так!
Он вздыхает и разжимает объятия, я отхожу, поправляю платье.
— Надо остаться на ночь, — говорит он уже более серьёзно, — боюсь оставлять её одну. Утром придёт сиделка.
— Конечно, — киваю я, — вызови мне такси.
— Останься со мной, — его низкий голос звучит так просительно, что я удивлённо вскидываю на него глаза.
— Матвей…
— Я не буду приставать к тебе, Неженка! — обрывает он меня. — Просто останься со мной.
— Но мне завтра на работу, — делаю ещё одну попытку.
— Мне тоже, — отмахивается Матвей. — Завтра в семь придёт сиделка, и я отвезу тебя домой!
— Но мне даже не во что переодеться, — совсем растерялась я.
Матвей подошёл к своим вещам, и взял из стопки верхнюю футболку, ту которую я нюхала, подошел и протянул её мне.
— Вот эта вообще не причина, Неженка, — усмехнулся он.
— Хорошо, тиран, — вздохнула я, сдаваясь, — где ванная?
Он улыбнулся, видимо и так предполагал, что я не стану сильно упрямится.
А когда я вернулась, то застала расправленный диван, застеленный белым бельём, с пышным мягким одеялом. Я сложила свои вещи на кресло. Футболка Матвея доставала мне почти до колен, и в ворот так и норовило выкосить то одно плечо, то другое.
Он стоял ко мне спиной. Раздетый, в одних боксерах, ковырялся в телефоне. Я немного зависла, разглядывая широкие плечи, рельефную спину, подтянутые ягодицы. Пальцы тут же зазудели, от необходимости коснуться горячей кожи, под которой катаются твёрдые мышцы. Дыхание участилось, и я сжала ладони.
Я могла коснуться его.
Вот только я сама просила его не трогать меня, а теперь, буду провоцировать. А он не остановиться, и я буду потом сгорать со стыда, как тогда в кафе. Эти воспоминания остудили мой пыл, я на цыпочках подошла к дивану, и скользнула под одеяло. Меня
Щелкнул выключатель, и свет погас.
Диван прогнулся под тяжестью Матвея. Он распахнул одеяло, улёгся и подтянул меня к себе, сгребая в объятия, утыкаясь носом в мою макушку. Я прижалась спиной к его груди, а в ягодицы мне отчётливо упёрся его твёрдый член под боксерами.
— Матвей, — шикнула я, отпрянув от него.
— Успокойся, Люба, — притянул меня обратно, — рядом с тобой у меня всегда стояк. Сказал же, не буду приставать, значит, не буду!
Я ещё немного поёрзала, чем заслужила его ворчание, а потом и вовсе развернулась лицом. Улеглась к нему на плечо, уткнув нос в сгиб шеи, вдыхая горький аромат.
В комнате было темно, и я пробежалась пальцами по его лицу, определив, что глаза его закрыты.
— Матвей? — позвала я шёпотом.
— М-м-м? — отозвался он.
— А что с твоей мамой? — спросила, но по обыкновению и не надеялась на ответ.
— Перенесла микро инсульт, — всё же ответил он, — теперь восстанавливается. Уже, как месяц дежурю по ночам. На телефоне даже приложение установил, синхронизировал с её. Ей даже звонить не надо, просто коснуться иконки, если плохо. Если ей завтра будет лучше, познакомлю вас.
В тихих словах, скользило много боли, и сожаления. Он явно чувствовал себя виноватым, в болезни матери.
Я погладила его по щеке, на ней уже обозначилась щетина.
— Мне очень жаль. Я надеюсь, она поправится! — шепчу в ответ.
— Я тоже, очень на это надеюсь, — его горячее дыхание обрамило мою макушку.
— Матвей?
— М-м-м?
— А вот тут висит портрет мужчины, очень похожего на тебя, это кто? — снова спрашиваю я.
— Это я похож на него, а не он на меня, — поправляет он меня, — это мой отец. Его не стало, когда мне было десять.
Я громко охнула.
— Погиб в автокатастрофе, — опережая мой вопрос, говорит Матвей.
— Я понимаю твою боль, — я поднимаюсь на локте и всматриваюсь в темноту, — моя мама умерла, когда мне было шестнадцать. Долго болела, но и долго боролась, почти десять лет.
Чувствую, как сжалась его рука на моей талии.
— Тяжело терять родителей, — шепчет он, — неважно, сколько тебе лет!
— Да — соглашаюсь я, и снова ложусь рядом, он прижимает меня к себе.
— Возможно, если бы был жив отец, я бы меньше глупостей совершил бы, — продолжает Матвей, — хотя тогда бы с Гором не познакомился.
— С Гором? — не поняла я.
— С Егором, — уточняет он, — мы, как раз с ним познакомились, когда я из армии вернулся. Это он меня втянул во всё то дерьмо, но, правда, потом и вытащил. А если бы я с ним не познакомился, то не узнал бы тебя.