Нежилец
Шрифт:
— Конечно. Девицы и этот мужик в салоне часов шесть сидели. Я попросил мастера нарисовать его физиономию и переслать мне по факсу. Но надеюсь, мы все выясним у самих стриптизерш.
— А как дела у Коровина с Морозовым? Они проверили коллег Хоботова?
— Проверяют. Это же куча народа, Валер. Сколько человек, по-твоему, мост строят? И учти, времени с тех пор прошло до черта. Они, может, неделю проверять их будут.
— Нет у нас недели!
— Не волнуйся. Наш убийца вроде не частит, так что, может, он на несколько лет уйдет на дно.
— Надо его
— Согласен. Мы над этим и работаем, верно?
— Конечно. Я, кстати, нашел место, где убийца вылил кровь Чижиковой.
— Ты серьезно?
— Да. Это мост.
— Мост?
— Угу. Он облил кровью одну из его опор. Есть свидетель, его скоро привезут в управление. Убедись, что его личность выяснили, как положено, ладно?
— Ок. Думаешь, это мог быть он сам?
— Все возможно.
— Ладно, я тебя понял.
— Спасибо.
— Ну, до встречи в управе. И оденься подобающе, все-таки в клуб пойдем.
— Хватит ерничать! — не выдержал Самсонов.
— Извини, — ни капли не смутившись, отозвался Дремин.
Отключившись, Самсонов сделал музыку погромче и некоторое время сидел, отбивая на руле пальцами такт. Он не рыбак, который сидит на берегу и ждет, пока клюнет рыба. Он охотник, пробирающийся сквозь джунгли по следу хищника.
Горелов показал на проходной Кунсткамеры удостоверение и сразу направился к смотрительнице.
— Простите, вы не подскажете, где зал Индии?
— Давайте подойдем к плану, — предложила женщина. — Вам сюда. — Точка лазерной указки остановилась на одном из залов. — Найдете?
— Ага, — кивнул Горелов. — Спасибо.
Через пять минут он уже стоял перед бенгальской лодкой, вырезанной из слоновой кости. Оперу предстояло провести в Кунсткамере неизвестно сколько времени, так что он решил не торопиться и получить максимум удовольствия и информации от посещения музея.
Горелову понравились три деревянные обезьянки — знаменитые символы молчания, глухоты и слепоты. Некоторое время он провел перед витриной с ритуальными кинжалами-крисами и в конце концов добрался до экспозиции, посвященной Кали. В зале был выставлен не только алтарь, к которому мог наведаться убийца, но и многое другое. Например, лев с человеческим лицом и сама богиня, стоящая на трупе. Черная кожа резко контрастировала с высунутым алым языком и белками глаз, а желтые головы, составляющие ожерелье богини, выглядели жутковато. По обе стороны от скульптуры лежали изогнутые ритуальные мечи, предназначенные для отсечения головы.
Горелов внимательно рассмотрел алтарь из слоновой кости. Он был выполнен с таким изяществом, что казался скорее декоративным, чем функциональным. Опер не мог представить, чтобы на нем действительно приносили жертвы. Постояв немного возле него, Горелов подошел к смотрительнице и украдкой показал удостоверение — благо в тот момент в зале были только дети с экскурсоводом.
— Скажите, не обратили ли вы внимание на кого-нибудь, кто заходит сюда, чтобы посмотреть на экспозицию, посвященную Кали? — спросил он. — Может, этот человек появляется так часто, что вы его запомнили?
Женщина задумалась.
— Честно говоря, — сказала она через минуту, — я особенно посетителей не разглядываю. Но коекого действительно узнала бы. Например, ходит один старичок, профессор. Кажется, его зовут Ерофей Петрович, фамилию не знаю. Он уже лет семь наведывается: пишет книги об Индии. Около месяца назад последний раз приходил, кажется.
— А еще кто?
— Есть два студента. Как зовут, не знаю, но явно делают диплом о Кали, потому что приходят примерно дважды в месяц с начала весны и все что-то фотографируют, пишут или зарисовывают.
— Они вместе приходят?
— Да. Но иногда и по отдельности.
— Когда были в последний раз?
— Недели две назад.
— Вы все время в зале работаете или посменно?
— У меня напарница есть, Лариса, мы по полдня дежурим. Она должна скоро прийти.
— Хорошо. — Горелов взглянул на группу иностранцев, вошедших в зал под предводительством гида-переводчика. Тот сразу начал громко вещать что-то на немецком. — Еще кого-нибудь помните?
— Знаете, есть один мужчина, — сказала, помолчав, смотрительница. Глазами она при этом следила за туристами, будто опасалась, что они начнут трогать витрины или выкинут еще что-нибудь. — Приходил три дня назад и до этого примерно за полторы недели.
— Вы его и раньше видели? — насторожился Горелов.
— Да, раза четыре. Он вообще заходит время от времени.
— Вы с ним говорили?
Женщина покачала головой:
— Нет. Он… по-моему, немного странный.
— Что вы имеете в виду?
— Очень сосредоточенный. Словно погружен в себя. И вид у него такой… болезненный, что ли.
— Вы его хорошо разглядели?
Служительница пожала плечами:
— Да вроде неплохо.
— Можете описать? Это очень важно. — Горелов достал блокнот и ручку.
— Ну… он высокий, — неуверенно начала женщина, — худой, волосы темные, пострижен коротко. Усов и бороды нет, глаза какого цвета, не знаю, черты лица… обычные.
— А особые приметы? — с надеждой спросил Горелов. — Бородавки, родинки, шрамы?
— Точно! — воскликнула смотрительница, но тут же, словно испугавшись собственного голоса, перешла на шепот. — Есть у него шрам! Маленький, в форме полумесяца, под правым ухом. Он в последний раз так долго стоял перед алтарем Кали, что я успела его разглядеть.
— Вы бы его узнали, если б увидели? — спросил Горелов, записывая все, что говорила женщина.
— Конечно.
— Хорошо. Спасибо. Можно вас попросить после дежурства заехать в управление, чтобы составить фоторобот этого человека?
— Вы серьезно? — Женщина была поражена.
— Да, это очень важно. Так что если вы не заняты…
— Я поеду, — перебила смотрительница. — Что за вопрос!
— Спасибо. — Опер широко улыбнулся, чтобы закрепить успех. — Я еще похожу, а если вы вдруг вспомните какую-нибудь деталь или увидите того человека, подайте знак, ладно?