Нежная ярость

Мейсон Конни

Амали немедленно отпустила его и откинулась на землю. Ее желтые кошачьи глаза заблестели странным светом.

– А теперь убейте меня, месье Филип. Убейте меня!.. Ради того, чем мы когда-то... были друг для друга... убейте меня.

Филип присел на корточки, глядя на черное, обожженное лицо и изуродованное тело, которое когда-то доставляло ему столько наслаждений. Он ни на минуту не сомневался, что Амали любила его со всей силой, на какую была способна. Огромная, всепоглощающая печаль охватила его. Было больно видеть ее страдания, ее смерть была неминуемой.

И все же, разве он может...

– Убей... меня!.. Умоляю... тебя! – повторила Амали, и ее отчаянная мольба поразила его.

Встав, Филип вытащил пистолет, который дал ему один из военных, чтобы отгонять мародеров, и прицелился Амали прямо в сердце.

– Люблю тебя, – прошептала она за мгновение перед тем, как он спустил курок.

Филип упрямо шагал обратно к наспех сооруженному лазарету. Он сел на землю, прислонившись к большому камню. Кто-то подал ему кружку кофе и тарелку с едой. Филип ел и пил совершенно машинально. Он не нашел никаких следов Габби, Жана и даже Марселя. По всей вероятности, подумал он, тяжело вздохнув, они лежат погребенные под развалинами города. И как будто мало ему было несчастий, он только что застрелил свою любовницу. Филип поставил на землю тарелку и кружку и обхватил голову руками, слишком оцепеневший, чтобы плакать, слишком оглушенный, чтобы думать, слишком удрученный, чтобы жить дальше. Без Габби жизнь лишилась смысла.

Звук голосов поблизости вывел Филиппа из оцепенения. Подняв голову, он увидел, как врач, который прибыл вместе с моряками, и два его помощника склонились над обожженным телом.

– Бедняга, – врач сочувственно покачал головой. – Не представляю, как вообще он столько протянул.

– Мы нашли его возле гавани, наполовину лежащим в воде, – ответил один из помощников. – Наверно, вода частично защитила его от ожогов, поэтому он не умер сразу.

– Он выживет? – спросил другой мужчина.

– Ни малейшего шанса, – ответил доктор будничным голосом.

– Слушайте! – сказал первый мужчина. – Что он говорит?

– Похоже, кого-то зовет. Жену, наверно, которая скорее всего мертва. Вот опять! Опять зовет! – сказал доктор, наклонившись ближе к умирающему. – Габби. Да, именно так. Я дам ему лекарство, чтобы облегчить его последние часы.

Филип мгновенно вскочил, забыв об усталости.

– Подождите! – воскликнул он, удивив доктора своим порывом. – Мне кажется, я знаю этого человека. Можно мне поговорить с ним?

Доктор пожал плечами и молча перешел к другому почерневшему телу, которое только что доставили в лазарет.

Стоило Филиппу увидеть обожженное лицо и полные боли глаза Марселя, он понял, что у него мало времени. Склонившись над Марселем, он позвал его по имени.

– Филип! – воскликнул Марсель, узнав его.

– Габби! – закричал Филип с безумными от страха глазами. – Где Габби? И... мой сын?

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Марсель ответил.

– Жива! И Жан тоже. Я посадил их на «Стремительный» за минуту до того, как судно отошло от берега.

– Спасибо! Спасибо, Марсель! – выдохнул

Филип, которому внезапно показалось, что он перестал что-либо чувствовать.

Несколько минут прошло, прежде чем к нему вернулось подобие самообладания. Тогда он сказал:

– Неважно, что случилось в прошлом, ты все искупил в одно мгновение этим бескорыстным поступком. Отныне я всегда буду вспоминать тебя как человека, спасшего мою жену и моего сына.

– Твоего сына, Филип? – Марсель слабел, но в голосе его все-таки слышался упрек.

– Да, моего сына, – твердо ответил Филип. – Габби до сих пор по закону моя жена, поэтому Жан – мой сын, независимо от того, кто зачал его. – Никогда еще Филип не говорил так решительно.

– Да как ты вообще мог сомневаться? Я никогда бы не подумал, что ты такой дурак. Габби всегда была твоей. А моей никогда... никогда. Жан – твой сын.

– Старайся не говорить, – сказал Филип, заметив, что голос Марселя слабеет. – Я позову доктора.

– Не надо! Мое время истекает. Дай мне договорить. Но сначала принеси мне воды, пожалуйста.

Филип оглянулся и увидел кувшин с водой поблизости. С помощью разбитого ковшика он влил немного воды в щель, которая прежде была ртом Марселя. Через несколько минут Марсель снова заговорил:

– Позаботься о ней, друг мой. Я и не знал, что можно так любить другого человека, пока не полюбил ее. И твоего сына тоже. Я бы с гордостью назвал его своим. Но так... лучше так, как вышло. Она... никогда... не была моей. Никогда... не любила... меня. Твоя, Филип... всегда твоя.

Глаза Марселя расширились, его боль была явной, осязаемой. Филип повернулся, чтобы позвать доктора.

– Нет! – простонал из последних сил Марсель, догадавшись о намерении Филиппа. – Я еще не закончил. Выслушай... меня.

Филип понимал, что исповедь облегчает душу, и сегодняшний день подтвердил это. Сначала Амали просила, чтобы он ее выслушал, а теперь, похоже, и Марселю понадобилось то же.

– Найди Габби, Филип, – шептал Марсель запекшимися губами. – Ты нужен ей и Жану. Я любил ее. Господи, как я любил ее! Моя любовь к ней была чистой, незапятнанной. Я... я никогда не тронул ее, хотя Господь знает, как я этого хотел.

Поверь мне, друг мой, я умираю. Я бы не стал лгать тебе.

Теперь Филип был готов соединиться с Габби во что бы то ни стало, прошлое уже не значило ничего. И все же предсмертные слова Марселя наполнили его радостью.

– Мне... мне трудно поверить, что все эти месяцы, когда вы с Габби жили в одном доме...

– Никогда! – пылко произнес Марсель, зная в глубине души, что Господь простит ему эту ложь. Он не стал говорить о том единственном случае, когда Габби отдалась ему. В глубине души он знал, что она сделала это только из чувства благодарности.

– Две недели назад эти слова были бы для меня самыми желанными на свете. Но сегодня они ничего не значат. Я люблю Габби, независимо от того, что произошло в прошлом. Я лишь надеюсь, что моя дурацкая гордость не разрушила ее чувства ко мне, – признался Филип.