Нежный ангел
Шрифт:
Энджел смотрела, как он бредет по комнате, тяжело опираясь на костыли, и еле сдерживалась, чтобы не прийти ему на помощь. В последнее время ноги беспокоили его сильнее; это все из-за сырости. Но он, кажется, стал меньше кашлять, и как только они переедут в более теплые края, кашель пройдет совсем. Она была в этом уверена.
Он направился к кладовой и нагнулся, чтобы что-то там взять. Затем повернулся, балансируя на костылях, и она увидела, что он держит в руках какой-то предмет, завернутый в ткань, футов шесть высотой.
— Что это, папа? — Энджел вернула на место половицу, подошла и взяла у него загадочный предмет.
Разворачивая
Она залюбовалась лежащим у нее на руках произведением искусства со смешанным чувством нежности и отчаяния. Это была чайка, искусно вырезанная из хрупкого кедра. Крылья ее были расправлены, шея выгнута дугой, лапки балансировали на плывущем по волнам кусочке дерева. Безукоризненно исполненная, она была изысканной, совершенной в каждой своей детали, завораживающе прекрасной — и абсолютно бесполезной.
Отец постоянно мастерил вещицы, подобные этой. Чайки, цапли, кулики, пеликаны — птицы, о которых никто и слыхом не слыхивал и знать не знал, да если бы даже люди и знали, никто в этих краях никогда не стал бы платить за них хорошие деньги. Он тратил много часов, иногда даже дней, чтобы смастерить их. Он прочесывал лесной склад в поисках кусочков безупречного дерева, шлифовал его и придавал ему форму, а затем с помощью ножа возрождал мертвое дерево к жизни, после чего лакировал его до блеска собственноручно изготовленными маслами и — вручал готовое изделие Энджел, для того чтобы она продала его в городе. Она наполняла корзину деревянными поделками, и иногда ей удавалось выручить за одну из них несколько пенни, продав безделушку какому-нибудь прохожему. Но чаще всего она совсем ничего не продавала и была вынуждена раздавать игрушки ребятишкам или, хотя это и разбивало ей сердце, избавлялась от поделок, сжигая их на костре за мастерской кузнеца.
Когда-то Джереми Хабер мастерил столы и стулья, даже китайскую мебель и комоды, и вот тогда они продавали эти товары торговцам и фермерам. Они не зарабатывали на этом слишком много, но это давало ему возможность сознавать, что он вносит свой посильный вклад в семейный бюджет.
Но потом его плечи и спина начали слабеть, и он уже не мог стоять на ногах так долго, как раньше, и теперь был вынужден довольствоваться изготовлением мелочей. Почтовые ящики, вазы для фруктов, подставки для ручек и чернильниц… а в последнее время еще и птички.
Энджел взглянула на него, улыбка дрожала на ее губах.
— Это так красиво, папа, — произнесла она ласково.
— Как ты думаешь, ты сможешь продать ее? Она больше, чем другие, я знаю…
— Да, конечно, — поспешила она его заверить. — Она принесет, я думаю, десять долларов!
— Десять долларов? — Он выглядел потрясенным. — Так много? За такие деньги можно купить хорошее седло!
Энджел засмеялась и бережно поставила фигурку на камин.
— Больше так не будет, папа. Никто больше ничего не получит за бесценок. А ты должен назначать высокую цену — только так люди станут думать, что они приобретают что-то ценное.
— Все-таки я не советую тебе завышать цены. Это не правильно, и я не хочу, чтобы ты становилась жадной.
Она улыбнулась и, взяв отца под руку, проводила его на место.
— Ну хорошо. Я продам эту чайку за семь долларов, если мне придется это сделать. Но она стоит намного больше. Ну а теперь посиди немного и поговори со мной. Хочешь
Джереми ласково улыбался ей, опускаясь на стул.
— Нет, ничего не надо. Посиди рядом со мной. А то бегаешь по дому весь день, я едва успеваю посмотреть на тебя.
Она села рядом с отцом и облокотилась на стол.
— Расскажи мне какую-нибудь историю.
Старик хмыкнул.
— Бог мой, детка, разве ты не услышала от меня все истории, которые я знаю?
— Расскажи мне об океане, — настаивала она. — Обожаю слушать о тех временах, когда ты был еще мальчишкой.
Его взгляд снова стал удивительным, мечтательным" когда он сказал:
— Ну так вот, знаешь ли, в тех местах, откуда я родом, океан совсем другой на вид, не такой, как здесь. Мои родственники были рыбаками…
Энджел слушала его рассеянно, потому что он был прав: она слышала эту историю уже много-много раз. Она попросила отца рассказать об этом еще раз не столько ради удовольствия услышать, сколько потому, что ему было приятно рассказывать. И еще потому, что она любила слушать звук его голоса, когда он был таким тихим и спокойным, наполненным приятными воспоминаниями. И еще ей нравилось, что, когда он оглядывался назад, в свое детство, даже морщины на его лице разглаживались.
Самой Энджел не на что было оглядываться, у нее не было приятных событий в жизни. Она помнила миссионерский приют, где росла, и монахинь, которые сновали взад-вперед и внезапно набрасывались на тебя, как черные пугала. Она не любила приют, потому что у монахинь были резкие голоса и потому что они заставляли ее часами стоять на коленях на каменном полу и заучивать наизусть непонятные молитвы.
Потом был пожар, и много детей погибло; остальных распределили по государственным воспитательным заведениям, разбросанным по всей стране. Энджел провела не слишком много времени в приюте, но помнила, что это было темное, неприятное место.
Примерно через месяц приехали мужчина и женщина и забрали к себе Энджел и мальчика по имени Робби. Хозяин приюта представил дело так, будто Энджел и Робби очень повезло, но как только они забрались в фургон, их новые родители дали им понять, что не слишком любят ребятишек. У них не было собственных детей, а мужчине было нужно, чтобы кто-то помогал ему на ферме, женщина же нуждалась в помощи по хозяйству. Почти год Энджел таскала воду, мыла стены и полола огород, стирала одежду и пекла печенье, а жарким летом вместе с Робби ходила за плугом. Ей было всего восемь лет, а ее детство давно закончилось.
Потом однажды Робби упал со стога сена и сломал себе шею. Когда его хоронили, женщина поплакала немного, но мужчина сказал, что завтра же поедет в город и привезет другого мальчика. Этой ночью Энджел приняла решение убежать от этих людей.
Она была маленькой, но шустрой. Ей удавалось воровать яблоки с тележки и всегда выходить сухой из воды, к тому же она умела так ловко вытащить часы из кармана мужчины, что тот ничего не успевал почувствовать. Она могла прятаться в сене в железнодорожных вагонах, и никто даже не догадывался, что она там. Иногда она вспоминала, что сестры в приюте часто говорили, что Бог не одобряет грешников, настигает и поражает их, но прошло время, и она перестала беспокоиться о Боге. Энджел решила, что Он уже давно перестал о ней заботиться.