Нежный плен

Дрим Мила

– Спи, – послышался негромкий голос Леонардо, но и в нем явственно ощущался приказ. – На рассвете мы уезжаем.

И больше – ни единого слова. Только дыхание – ровное, спокойное, и даже оно, казалось, подавляло Годиву – та, все еще лежа на боку, боялась сдвинуться с места.

Чего боялась – сама не знала. Уж точно не насилия со стороны Леонардо. Не такой он человек. И хотя говорят, что люди меняются, но то, что она видела в его черных глазах, тогда, много лет назад, не могло уйти. Что-то остается неизменным. Рассуждая об этом и от того успокаиваясь, Годива, незаметно для самой себя, погрузилась

в сон. В эту ночь ей ничего не снилось.

– Просыпайся прямо сейчас, если хочешь успеть справиться со всеми своими делами, – прогремело где-то над головой Годивы.

Девушка испуганно распахнула глаза – и замерла. Над ней возвышался хмурый мужчина – его черные глаза выражали недовольство, как и плотно поджатые губы. Ни тени улыбки или доброжелательности на лице воина. Годиве повезло – она была не из тех, кто долго приходит в себя после сна. Ясность сознания быстро вернулась к ней, вчерашний день молнией пронесся в голове белокурой красавицы. Годива поднялась на ноги. Голова чуть закружилась – то ли от того, что резко встала, то ли от того, чтобы последний раз девушка ела прошлым утром.

Леонардо кивнул в сторону кувшина с водой, подле него стоял хорошо знакомый Годиве сундук. Старый, с потертой крышкой и помятой стенкой, он принадлежал ей.

– Можешь переодеться, – произнес мужчина. Убедившись, что девушка точно проснулась – он решительным шагом покинул палатку. Воин не намеревался наблюдать за тем, как Годива будет раздеваться. У него было полно более важных дел.

Теряясь в догадках, когда и каким образом её сундук оказался здесь, девушка стала торопливо переодеваться. Теплые чулки, шерстяное платье и накидка оказались как нельзя кстати. Только бы никто не зашел сюда! Годива, не сводя глаз с выхода из палатки, сменила одежду. Лишь когда девушка затянула поясок своего платья, только тогда она смогла немного перевести дух.

– Ты готова? – раздался уже столь хорошо знакомый голос снаружи.

– Да, – девушка закрыла сундук и провела ладонями по плотной ткани платья.

Леонардо заглянул внутрь. Взгляд мужчины скользнул по пленнице – на ней было простенькое платье, которое, впрочем, никак не умоляло красоты своей хозяйки.

– Идем, – властно махнув рукой, позвал воин.

Годива послушно пошла к нему. И мысли не было отказаться. Подойдя, встала напротив, ожидая. Чего именно – понять не могла. Взор Леонардо путешествовал по лицу девушки – нежная кожа без изъяна, невинный, сладкий, как спелое яблоко, румянец на щеках. Ясные голубые глаза смотрят доверчиво. Ни злости в них, ни затаенной жажды отомстить. Любопытно, как долго она пробудет в таком состоянии? Ждать осталось совсем недолго.

– Идем, – повторил мужчина.

Годива вышла наружу. Кругом уже царила суета, лагерь сворачивался, воины сновали то там, то тут. Но не это заслуживало внимания. Девушка, почуяв неладное, повернулась в другую сторону и ахнула от потрясения…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Оранжево-чёрное пламя, выпуская клубы дыма, пожирало замок.

Тот замок, в котором последние 9 лет жила Годива, на её глазах превращался в обуглившееся уродство. Черные стены, черная крыша, жадные языки огня… Все это сопровождалось скорбным треском и усмехающимися голосами других воинов. Ветер донес до девушки удушающий запах гари. Она, закашлявшись, обхватила себя за живот, сдерживая внезапно подкатившую дурноту. Глаза защипало – от слез ли, или от резкого запаха.

– Зачем? – повернув голову в сторону Леонардо, который тоже смотрел на разгорающийся костер, вопросила девушка.

Воин перевел взгляд на Годиву – её голубые глаза приобрели другой оттенок: они стали похожи уже не на ясное утреннее небо, а на воды океана во время дождя – только вместо дождя были слезы.

– В наказание твоему брату. Ему не останется ничего, – глаза Леонардо превратились в полыхающие угольки, – пусть прячется дальше, трус.

– Он не трус, – по привычке стала защищать брата Годива.

Никогда она не думала о нем так. Эрик просто был особенный, ему жилось непросто. Болезненный, часто хворавший мальчик, всегда требовал к себе особого внимания. Несмотря на то, что Годива была младшим ребенком, именно Эрику досталась большая часть любви матери и отца. Можно было даже сказать – она досталась ему сверх меры. Только любовь эта была слепая, и вместо того, чтобы сделать мальчика сильным духом, испортила его и взрастила в нем многочисленные пороки.

– А как назвать человека, который бросил свою младшую сестру на растерзание нормандцам? – с холодной усмешкой заметил Леонардо.

Она переменилась в лице. Было видно, что подобная мысль еще не приходила ей в голову.

– Но меня не растерзали, – неуверенно заметила Годива.

Она смотрела на Леонардо своим невинным взглядом, вызывая у него… Нет, не умиление, а раздражение. Ему захотелось спустить девушку с небес на землю.

– Тебе повезло, что приехал я, а не кто-либо другой, – склонив голову к пленнице, сообщил мужчина. – Будь это другой человек, ты бы уже давно была обесчещена и, может даже, убита. Как и твои старые слуги. Их бы сожгли живьем.

Он хотел привести леди Годиву в чувства. И, вроде, у него это получилось. Только почему тогда при виде её изменившегося лица – побелевшего, застывшего в маске ужаса, ему стало так тягостно в груди?

– Эрик не бросал меня, он поехал за подмогой, – еле шевеля языком, ответила девушка.

Леонардо ничего не ответил. Не стал говорить о том, что причинило бы Годиве еще больше боли. Она не готова была услышать. Оно и понятно – трудно признать, что твой родной человек, брат, предал тебя. Ведь от этого знания перевернется весь, некогда иллюзорно безопасный мир.

Вместо того, чтобы тратить время на бессмысленный разговор, Леонардо, резко подхватив девушку, усадил её верхом на своего коня. Годива, удивленная, огляделась по сторонам – не понимая, каким образом это животное оказалось здесь. Погруженная в свои переживания, девушка просто не заметила, как верного коня привел один из воинов.

Теперь, восседая верхом на животном, Годива явственно ощущала интерес к собственной персоне со стороны других мужчин. Нет, воины не разглядывали её в открытую, но то и дело, бросали в сторону прекрасной пленницы взгляды – любопытные, оценивающие, задумчивые, полные презрения или сочувствия.