Незнакомцы на мосту
Шрифт:
Вопрос. Когда вы жили на Берген-стрит, вы выпивали?
Ответ (откровенно). Да, выпивал.
Вопрос. Как много?
Ответ (хитро). В разное время по-разному и разное количество.
Вопрос. Какое наибольшее количество спиртного вы выпивали за один вечер, пока жили по этому адресу?
Ответ. Около пинты.
Вопрос. Одну пинту?
Ответ. Да.
Судья Байерс (проявляя интерес). Чего?
Хэйханен. Пинту водки.
Вопрос.
Томпкинс. Что… Я хотел бы знать, что мистер Донован называет большим числом бутылок из-под вина.
Донован. Для меня пинта водки была бы большим, но я просто задаю вопрос, ваша честь.
Томпкинс. Что является большим количеством для мистера Донована? Пинта?
Судья Байерс. Мне представляется, что свидетель может рассчитывать на более точный вопрос. Большое число бутылок за большой промежуток времени — это одно! Большое число бутылок за день или два — это совсем другое дело. Поэтому он имеет право знать, о чем вы его спрашиваете.
Вопрос. Не выбрасывали ли вы в мусорный ящик, по крайней мере раз в неделю, четыре или пять бутылок из-под виски или из-под других спиртных напитков?
Ответ. Иногда я выбрасывал их раз в неделю. Иногда раз в три недели. У меня было четыре комнаты и большая кладовая, и поэтому было достаточно места, где я мог держать пустые бутылки.
Вопрос. Все время, насколько можно понять из ваших показаний, пока вы жили там, за замазанными окнами, и выбрасывали эти бутылки из-под вина и…
Судья Байерс {резко). Не было никаких показаний относительно того, что его окна были замазаны или что он выбрасывал что-либо. Если вы его цитируете, делайте это, пожалуйста, точно. Он заявил, что его окна были покрыты полосами мастики. Это первое. Он не давал показания, что выбрасывал большое число бутылок из-под вина. Это второе. Поэтому прошу начать снова и выражаться более точно.
Хэйханен покрыл передние окна мастикой для мытья стекол и дал также показания о том, что он выбрасывал накапливавшиеся у него бутылки из-под вина раз в неделю или раз в три недели. Я чувствовал, что судья ошибается, однако я должен был заниматься свидетелем. У него была слабая позиция, и я хотел, чтобы он продолжал оставаться в таком положении.
Вопрос (игнорирующий замечание судьи). И когда к вам вызвали «скорую помощь» в сопровождении полиции из-за раны на вашей ноге, вы, как мы понимаем, были подполковником советской разведки и вам поручено было осуществлять секретную операцию по прикрытию шпионажа. Правильно ли это?
Томпкинс. Одну минуту. Имеются ли доказательства, что «скорую помощь» сопровождал полицейский?
Донован. Да, насколько я понимаю, он так об этом сказал.
Судья Байерс. По-моему, он не говорил о том, что «скорую помощь» сопровождала полиция. Мне помнится, он сказал, что полиция была послана со «скорой помощью».
Донован. Нет, ваша честь, владелец дома вызвал «скорую помощь», и в связи с характером ранения присутствовал полицейский.
Вопрос (Хэйханену). Это правда?
Томпкинс.
Судья Байерс. Он действительно спорный и вызвал многословные рассуждения. Если бы он ответил на простой вопрос, каково было его положение в 1953 году, это сэкономило бы время и предотвратило недоразумение. Вы хотели бы задать такой вопрос?
Донован. Нет, ваша честь. (Меняя направление удара.) Теперь, возвращаясь к вопросу о выпивке, я хочу спросить, мистер Хэйханен, вы все еще пьете?
Ответ. Да.
Вопрос. Сколько вы выпили вчера?
Ответ. За весь день?
Снова хорошо для нас! Хэйханен мыслит как алкоголик. Он с готовностью и быстро начинает рассуждать. Я могу представить его рассказывающим одному из Великих Братьев в Ассоциации анонимных алкоголиков: «Я прикладывался десять или двенадцать раз — но за весь день. Мы начали немного рано…»
Вопрос. В течение всего дня и вечера.
Ответ. Около четырех стопок, какие подают в баре.
Вопрос. Пили ли вы что-нибудь сегодня утром?
Ответ (простодушно). Я пил сегодня утром кофе и завтракал.
Вопрос. (Здесь я ничего не терял.) И ничего спиртного?
Ответ. Нет.
Томпкинс. Я все еще, ваша честь, не понимаю, какое отношение такого рода вопросы имеют к заговору с целью шпионажа?
Судья Байерс. Это может помочь разобраться в том, насколько можно верить свидетелю.
Это был финал.
Теперь я стал заканчивать перекрестный допрос. Взяв письменные показания Хэйханена на тридцати семи страницах, сделанные им для ФБР, я представил их в качестве вещественного доказательства и затем медленно прочел присяжным отрывок из них, напомнив, что свидетель написал это своею собственной рукой:
«Я жил и работал в Финляндии с июля 1949 по октябрь 1952 года. Там я получил американский паспорт и прибыл в Нью-Йорк в октябре 1952 года. Я не занимался шпионажем и не получал от кого-либо шпионских или секретных сведений за время пребывания за границей — ни в Финляндии, ни в Соединенных Штатах Америки».
Донован. Вопросов больше нет, ваша честь.
Томпкинс ни разу не затронул это любопытное и противоречивое признание Хэйханена. По этому поводу он задал вскользь только один-единственный за все время перекрестного допроса вопрос.
Вопрос. Мистер Хэйханен, зачем вас послали в Соединенные Штаты?
Ответ. Я был послан в Соединенные Штаты в качестве помощника Марка для ведения разведывательной работы.
Хэйханен покинул место свидетеля. Спустя четыре года он будет мертв — погибнет в автомобильной катастрофе на Пенсильванском шоссе.
Дело перешло к обвинению. Остаток утра и после обеда обвинение продолжало укреплять свою цепь доказательств, добавляя детали и вскрывая подоплеку того, что уже было записано в протокол. Место свидетеля заняли пять второстепенных свидетелей: четыре агента ФБР и миссис Эрлен Браун из Радиума (Колорадо), сестра сержанта Роя Роудса. Миссис Браун сообщила, что весной 1955 года ей позвонил какой-то человек — «у него был очень сильный акцент» — и спросил про ее брата Роя.