Незнакомцы на мосту
Шрифт:
Вопрос. Знаете ли вы, занимался ли он каким-либо делом?
Ответ. Нет, я никогда никого там не видел.
Вопрос. Вы никогда никого там не видели? Что вы имеете в виду?
Ответ. Он только рисовал.
В задачу Макмюллена как свидетеля обвинения входило рассказать присяжным, как в середине 1955 года Абель уехал в отпуск и отсутствовал пять или шесть месяцев. Затем, в апреле 1957 года, он внес наличными плату за май и июнь, объяснив, что у него воспаление пазух и что он собирается уехать из города в отпуск.
— С тех пор я его больше не видел, —
Пришел наш черед вести перекрестный допрос.
Вопрос. Обсуждали ли вы репутацию подсудимого с кем-либо из этих людей (находящихся в зале)?
Ответ. Вы имеете в виду в последнее время?
Вопрос. В любое время.
Ответ. Нет, насколько я знаю. Я имею в виду, что он был квартиросъемщиком, аккуратным квартиросъемщиком.
Вопрос. Он был хорошим жильцом?
Ответ. Да.
Быстро сменяя друг друга, дали показания и затем ушли четыре свидетеля. Каждый из них рассказал о той роли, которую они сыграли в обнаружении и опознании четыре года назад таинственной пятицентовой монеты, которая развалилась на части, вследствие чего внутри нее было обнаружено зашифрованное советское послание.
Все началось с того, что тринадцатилетний газетчик Джеймс Бозарт нашел эту монету однажды летом 1953 года, разнося газеты.
Мелкие деньги выпали у него из рук и рассыпались по ступенькам лестницы. Когда он поднимал их, одна пятицентовая монета распалась на две части. Внутри одной половинки оказался кусочек микропленки.
Монета и пленка были переданы в местный полицейский участок, откуда позвонили в ФБР. Нью-йоркская полиция переслала все это в вашингтонскую лабораторию, где микропленка пролежала нерасшифрованной четыре года — до тех пор, пока Хэйханен не раскрыл свой личный шифр. Лишь после этого послание было расшифровано и переведено. Теперь оно было прочитано суду:
«Поздравляем вас с благополучным прибытием. Подтверждаем получение вашего письма по адресу «V», повторяем «V» и прочтение письма номер 1.
Для организации «прикрытия» мы отдали распоряжение о переводе вам трех тысяч в местной (валюте). Проконсультируйтесь с нами, прежде чем вкладывать деньги в какое-нибудь дело. Сообщите о характере этого дела.
По вашей просьбе мы передадим способ приготовления мягкой пленки и отдельно новости — вместе с письмом (вашей) матери.
Слишком рано посылать вам Гаммы…
(ФБР так и не выяснило, что означало последнее. Переводчик написал на полях: «Значение неясно, буквально означает музыкальные упражнения».)
Короткие послания зашифровывайте, а длинные делайте со вставками. Данные о вас, о месте работы, адрес и так далее не должны передаваться в одном зашифрованном послании. Передавайте вставки отдельно.
Посылки были вручены лично вашей жене. У вас в семье все в порядке. Желаем вам успеха. Поздравления от товарищей. Номер 1, 3 декабря».
Это послание — «Номер 1» — было, несомненно, первым, направленным Хэйханену. Пятицентовая монета
В равной степени увлекательной и иронической (так же, как и дело с попавшей не по адресу шпионской монетой) была история, с которой теперь познакомило суд обвинение. И снова начало ей положили измена Хэйханена и раскрытие им ФБР тайника в Проспект-парке в виде отверстия в цементных ступенях, которое было заделано во время ремонта. Очевидно, эти работы были обычным делом для добросовестно относящегося к своим обязанностям персонала парка. ФБР вскрыло цементную ступеньку и обнаружило там пустотелый болт со спрятанным в нем посланием. Свидетель, агент ФБР Уэбб, вызванный давать показания, огласил это послание.
«Никто не пришел на встречу ни восьмого, ни девятого у 203.2030, как, судя по переданному мне сообщению, было установлено. Почему? Внутри или снаружи он должен быть? Правильно ли время? Место, кажется, правильное. Пожалуйста, проверьте».
Уэбб далее показал, что это послание было напечатано на пишущей машинке Абеля, найденной в студии на Фултон-стрит, и объяснил, чем именно эта записка походила на другие образцы, отпечатанные на той же машинке. В целях демонстрации он использовал письмо Эмиля Голдфуса владельцу дома и две брошюры, переданные Абелем Хэйханену: «Применение вакуума для изготовления матриц» и «Цветная фотография, цветоделенные негативы».
Мы сделали перерыв на ленч, а в два часа вернулись, чтобы снова слушать показания о пишущей машинке, «вещественном доказательстве № 52». Как большинство показаний специалистов, оно представлялось бесконечным, повторяющимся, а по временам и ненужным: «Маленькая буква «м», которая видна также в верхней строке, правая засечка — в правой засечке частично отсутствует ее внешняя часть, что можно наблюдать также… Буква «s» сильно уходит вправо… Верх буквы «р» наклонен в правую сторону, что уже отмечалось ранее».
После этого обвинение вызвало врача. Сзади нас раздался шум, и некоторые скамейки опустели. Присутствующие потянулись к выходу — покурить или подышать свежим воздухом в длинных, широких коридорах с высокими потолками. Репортеры бросились к телефонам в комнате для прессы, чтобы связаться со своими редакциями.
Томпкинс сказал:
— С вашего разрешения, ваша честь, мы представляем доктора Групмана. Его вызов сюда не был предусмотрен, но, ввиду того что он врач, его показания могут быть нам полезны. Это не займет много времени.
Доктор Сэмюэль Ф. Групман сообщил, что его контора находится в отеле «Латам» и что 21 мая 1957 г. обвиняемый (назвавший себя Мартином Коллинзом) пришел к нему сделать прививку.
Вопрос. Сделали вы ему прививку, д-р Групман?
Ответ. Да, сделал.
Вопрос. Вы разговаривали с обвиняемым о поездке за границу?
Ответ. Да, сэр. Я спросил его, куда он собирается ехать.
Вопрос. И что он ответил?
Ответ. Он сказал, что уезжает в северные страны писать картины.
<