Незнакомец в зеркале
Шрифт:
Тоби и Милли поселились в небольшом доме в Бенедикт-Каньон. Поначалу Тоби часами строил планы о том, как ему вырваться их брачного ярма. Он сделает жизнь Милли такой невыносимой, что она сама запросит развода. Или подсунет ей другого парня и потом потребует развода. Или он просто уйдет от нее, и пусть Карузо попробует что-нибудь ему сделать. Но он отказался от этой мысли после разговора с Диком Лэндри, своим режиссером.
Они сидели за ленчем в отеле «Бель Эйр» несколько недель спустя после свадьбы, и Лэндри спросил:
— Ты действительно хорошо знаешь Эла Карузо?
Тоби посмотрел на него.
— А что?
— Никогда с ним не связывайся, Тоби. Это убийца. Я расскажу тебе то, что совершенно точно знаю
Тоби слушал, не сводя с Лэндри глаз.
— И что случилось?
— Бандиты Карузо взяли секач для мяса и отрубили парню член. Потом окунули его в бензин и подожгли, а парень смотрел. После этого… ушли, оставив его истекать кровью.
Тоби вспомнил, как Карузо сказал: «Расстегните ему ширинку», как жесткие руки возились с его молнией, и его прошиб холодный пот. Внезапно его замутило. Теперь он знал с ужасающей уверенностью, что выхода у него нет.
Жозефина нашла выход, когда ей было десять лет. Это была дверь в иной мир, где она могла спрятаться от наказаний и постоянных угроз «Адским Огнем» и «Вечным Проклятием», которыми осыпала ее мать. Это был мир, полный волшебства и красоты. Она часами сидела в темном зале кинотеатра и рассматривала чудесных людей на экране. Все они жили в прекрасных домах и носили красивую одежду, и все они были так счастливы. И Жозефина думала: «Когда-нибудь я уеду в Голливуд и буду жить, как они». Она надеялась, что мать поймет, почему она так решила.
Ее мать считала, что кино — это выдумка дьявола, так что Жозефине приходилось убегать в кинотеатр потихоньку, на деньги, которые она зарабатывала, присматривая за детьми. Сегодняшняя картина была о любви, и, когда она началась, Жозефина подалась вперед в радостном ожидании. Сначала пошли титры. Жозефина прочла: «Фильм Сэма Уинтерса».
12
Бывали дни, когда Сэму Уинтерсу казалось, что он руководит сумасшедшим домом, а не киностудией, и что все пациенты сговорились прикончить его. Сегодня выдался как раз один из таких дней, потому что неприятностей было хоть отбавляй. Накануне ночью на студии случился еще один пожар, уже четвертый; спонсор сериала «Мой слуга Пятница», оскорбленный исполнителем главной роли, требовал отменить его показ; Берт Файрстоун, молодой гений режиссуры, остановил производство на середине картины, стоившей пять миллионов долларов, а Тесси Бранд демонстративно отказалась участвовать в фильме, съемки которого должны были начаться через несколько дней.
У Сэма в кабинете находились начальник пожарной команды и инспектор студии.
— Много беды наделал вчерашний пожар? — спросил Сэм.
— Декорации сгорели полностью, мистер Уинтерс. Придется заново строить Пятнадцатый павильон. Шестнадцатый можно восстановить, но на это потребуется три месяца, — заявил инспектор.
— У нас нет трех месяцев, — отрезал Сэм. — Звоните на «Голдуин», договаривайтесь об аренде помещения. Используйте эту субботу и воскресенье, начинайте строить новые декорации. Заставьте всех пошевеливаться.
Он повернулся к начальнику пожарной команды, человеку по имени Рейли, который напоминал Сэму актера Джорджа Бэкерофта.
— Кто-то имеет на вас зуб, мистер Уинтерс, это уж точно, — сказал Рейли. — Причиной пожара в каждом случае был явный поджог. Вы проверяли ворчунов?
«Ворчунами» называли недовольных работников, тех, кто был недавно уволен или имел претензии к работодателю.
— Мы дважды прошлись по всем досье персонала, — ответил Сэм. — И не нашли ровным счетом ничего.
— Тот, кто подбрасывает эти бомбочки, четко знает свое дело. Он применяет часовой механизм, соединенный с самодельной зажигательной бомбой. Он может быть электриком или механиком.
— Спасибо, — сказал Сэм. — Я передам это дальше.
— Роджер Тэпп звонит с Таити.
— Соединяйте, — приказал Уинтерс.
Тэпп был продюсером телесериала «Мой слуга Пятница», снимающегося на Таити, с Тони Флетчером в главной роли.
— Какие проблемы? — спросил Сэм.
— Ты ни за что не поверишь, Сэм. Филип Хеллер, председатель правления компании, финансирующей сериал, гостит здесь с семьей. Вчера днем они пришли на площадку, а Тони Флетчер как раз снимался в какой-то сцене. Так он повернулся к ним и оскорбил их.
— А что он сказал?
— Он велел им убираться с его острова.
— Боже правый!
— Вот-вот. Он себя именно так и ощущает. Хеллер так зол, что хочет прикрыть съемки сериала.
— Отправляйся к Хеллеру и извинись. Прямо сейчас. Скажи ему, что у Тони Флетчера нервный срыв. Пошли миссис Хеллер цветы, поведи их куда-нибудь пообедать. С Тони Флетчером я сам поговорю.
Этот разговор продолжался тридцать минут. Он начался с того, что Сэм сказал: «Слушай, ты, тупая скотина, ублюдок хренов…», а закончился так: «Я тоже тебя люблю, бэби. Прилечу повидать тебя, как только смогу вырваться. И ради всего святого, Тони, смотри, не переспи ненароком с миссис Хеллер!»
Следующей проблемой был Берт Файрстоун, тот самый молодой гений режиссуры, который разорял студию «Пан-Пасифик», — тридцатилетний умненький мальчик, прошедший путь от постановки телешоу с разыгрыванием призов на чикагской телестудии до постановки фильмов в Голливуде. Три первые картины Файрстоуна имели умеренный успех, зато его четвертый фильм дал сногсшибательные кассовые сборы. После такого денежного фонтана за ним стали гоняться. Сэм припомнил первую встречу с ним. Файрстоун выглядел, как пятнадцатилетний мальчишка, щеки которого еще не были готовы для бритвы: бледный, застенчивый, в темных очках в роговой оправе, за которыми прятались маленькие близорукие глазки. У Сэма он вызывал чувство жалости. Файрстоун никого в Голлливуде не знал, и Уинтерс приложил немало усилий, приглашая его к себе обедать и следя за тем, чтобы его приглашали на вечеринки и пикники. Съемки фильма Файрстоуна «Всегда есть завтра» шли уже сто десять дней, и смета была превышена на сумму более миллиона долларов. И вдруг Берт Файрстоун остановил производство, а это означало, что, помимо звезд, еще и сто пятьдесят статистов без дела просиживали штаны.
Когда они в первый раз обсуждали «Всегда есть завтра», Файрстоун держался весьма почтительно. Он сказал Сэму, что готов поучиться, ловил каждое слово, был согласен с ним во всем. Если его поставят на эту картину, говорил Файрстоун Сэму, он, конечно же, будет очень рассчитывать на знания и опыт мистера Уинтерса.
Это было до подписания контракта. После того как Файрстоун подписал контракт, он повел себя так, что рядом с ним Адольф Гитлер показался бы Альбертом Швейцером. За одну ночь маленький румяный мальчик превратился в настоящего гангстера. Он прекратил всякое общение. Полностью игнорировал предложения Сэма по составу исполнителей, потребовал переделки прекрасного сценария, одобренного Сэмом, и поменял большинство уже согласованных мест действия, где должны были проходить съемки. Сэм хотел снять его с работы над фильмом, но из нью-йоркского офиса ему посоветовали иметь терпение. Президент компании Рудольф Хергерсхон был загипнотизирован тем огромным доходом, который принес последний фильм Файрстоуна. Поэтому Сэму пришлось сидеть и помалкивать. Ему казалось, что заносчивость этого парня растет день ото дня. Обычно Файрстоун тихо отсиживался до конца производственного совещания, выжидая, пока выскажутся все опытные заведующие отделами, и затем начинал рубить всех и вся. Сэм, скрипя зубами, это терпел. Очень скоро Файрстоун получил прозвище «Император», но не менее популярным среди коллег было еще одно — «Малыш Пенис из Чикаго». Кто-то сказал о нем: «Он гермафродит. Не исключено, что он может трахнуться сам с собой и произвести на свет двухголового монстра».