Незнакомка с моим лицом
Шрифт:
Улыбка Ларанского стала ещё шире. Однако в разноцветных глазах скользнула грусть.
– Вам стоит полагаться на свою интуицию и не доверять первому впечатлению. С этими людьми действительно лучше держать ухо востро. Например, министр культуры, Ион Карлов, – он указал взглядом на пухлого мужчину и начинающейся проплешиной. – Большой поклонник артхаусных фильмов, классической музыки и юных мальчиков. В прошлом году его поймали в одном из борделей Таиланда в объятиях местного несовершеннолетнего жиголо. Избежать международного скандала помогло чудо и огромные деньги. Рядом с ним больше похожий на ожившую мумию, доктор Скалигари, всемирно пластический хирург, – Дан приподнял бокал в сторону худощавого мужчины лет пятидесяти.
Я смотрела на людей, о которых говорил Дан, и чувствовала пробирающее отвращение. Подумать только! Все они наделены такой властью, которая могла бы изменить мир к лучшему, но вместо этого тянули его к пороку.
– Знаете, что меня больше всего удивляет, – наконец проговорила я, невольно подивившись холоду в собственном голосе. – Что все эти люди с подобной репутацией находятся сейчас здесь. Это наталкивает на определённые мысли.
– Это общество Эдмунда. С большинством из них он имел дела, хотя я был против. С точки зрения общественности, они чисты перед законом, – произнёс Дан с циничной ухмылкой, поднеся бокал к губам. – А слухи… Кстати, вот вам и ответ на ваш вопрос.
– На какой из? У меня их очень много.
– Плевать ли мне на их мнение. Как правило, сплетни плетут те, у кого рыльце в пуху.
– Есть другое выражение для этого. Но я вам его не скажу. Это не по этикету.
Дан невесело рассмеялся.
– Раньше мне казалось, что колоссальная власть, как и огромные деньги, портят людей. Но чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь: счета в банках не меняют. Они открывают истинное лицо.
Я внимательно посмотрела на него. Возникло чувство, будто я упускаю что-то важное из виду. Что-то, что делает его человечным, а не отрешённым и расчётливым. Впрочем, может это просто самообман? Я не знала Ларанского настоящего. Но меня тянуло к нему, как может манить к красивому мужчине, увлечённому делом, своей жизнью. Стоит ли удивляться, что теперь я принимаю желаемое за реальность? Просто идеальная жертва для манипуляций.
– Я не могу быть беспристрастной, – как будто со стороны услышала собственный голос.
– О чём вы? – Дан смотрел на меня с интересом.
– О склонности воспринимать желаемое за действительное. Кто сказал, что я не перескажу слова Степлмайера на свой манер? У меня нет никаких гарантий, что я не приплету своего отношения к разговору. А это уже лишает непредвзятости.
Ларанский задумчиво потёр подбородок. На мгновение показалось, что признание озадачило художника. Потом длинные пальцы осторожно убрали выбившийся локон за моё ухо.
– Знаете, а ваши рассуждения не лишены смысла, – горячее дыхание защекотало кожу. Дан положил руку на талию, привлекая к себе, отчего сердце заколотилось как сумасшедшее. – Ты мне нравишься, Рика. Здравомыслие вкупе с честностью… Это очень притягивает.
Столь резкий личный жест сбил меня с толку. Ещё совсем недавно, Ларанский просил меня втереться в доверие Эриха, а теперь себя так, будто нас связывают далеко не самые рабочие отношения.
Я не успела ответить ему, как услышала звонкий женский голос, заставивший брезгливо поморщиться:
– Искренне рада тебя видеть, Дан. Жаль, что по такому печальному случаю.
«А
Пожалуй, ни одна разработка плана военной операции не может соперничать с женской скрупулёзностью в подготовке к званому ужину. Красота – страшная сила. Если женщина захочет быть красивой, то её ничто не остановит.
И всё же, увидев Лотту, я вдруг почувствовала себя гадким утёнком. Серым и неказистым. Она была непросто красива. Женщина была сногсшибательно обворожительная. Миниатюрная хрупкая фигурка, лицо с утончёнными чертами и томным блеском в тёмных глазах. Чёрные блестящие волосы были аккуратно уложены в высокую причёску. Каждое движение обладало влекущей мягкостью и кошачьей грацией. Неудивительно, что Ларанский в своё время обратил на неё внимание.
– Я тоже рад тебе, Лотта, – ответил Дан с добросердечной улыбкой иезуита. – Как поживает Редерик? Слышал, ему сегодня нездоровиться. Не ожидал увидеть тебя здесь. Думал, что ты останешься дома с мужем.
Лотта кокетливо опустила глаза, приоткрыв рот в соблазнительной улыбке.
– Редерик отнёсся с пониманием к моему желанию выбраться из дома. К тому же такой повод. Он очень переживал, что не смог приехать вместе со мной.
– Вот вы где! Мы вас потеряли!
Из-за спины Лотты появилась худощавая фигура высокого парня. Огромный рот был растянут в дружелюбной улыбке, отчего в голову пришло: повеса и балагур. Я с трудом узнала в нём того взлохмаченного молодого человека, что несколько дней назад влетел в мастерскую Ларанского. За ним молчаливо следовали мужчина средних лет с приятной полнотой, но хмурым лицом, и девушка. Девушка меня особенно очаровала. Что-то трогательное и по-детски наивное было в мелких чертах лица и огромных антрацитовых глазах. Она казалась самой юной среди собравшихся – на вид не больше двадцати.
– Дан, – обратился к художнику балагур, панибратски хлопнув по плечу. – Люди требуют, чтобы ты представил нам свою прекрасную музу, – светлые глаза скользнули по моему лицу, отчего щёки зарделись, а губы расплылись в глуповатой улыбке смущения.
Ларанский взял меня за руку и произнёс:
– Господа, это Рика Романовская. Моя муза и будущая супруга. Рика, – обратился ко мне Дан, – позволь представить тебе моих друзей. Штефан Штольц, редкостный Казанова и брат по отцу, – долговязый демонстративно, почти по шутовскому тряхнул головой. – Кристин Ларанская, вдова Эдмунда, – девушка с антрацитовыми глазами робко улыбнулась и тоненькие пальчики нервно сжали рукав её молчаливого спутника. – Милош Вучич, близкий друг семьи Эдмунда. Ну а с Лоттой вы уже знакомы. Заочно, – добавил он, бросив незаметный, многозначительный взгляд на меня.
«А вот и близкий круг Эдмунда», – растерянно подумала я. Будущая супруга? Очередная импровизация Ларанского? Но зачем? Я ничего не понимала, но чувствовала, что лучше подыграть, а потом уже разбираться в мотивах. А потому с полагающейся вежливостью выразила соболезнования Кристин.
Юная вдова вздохнула с печальной улыбкой и прикрыла глаза. Она была похожа на фарфоровую статуэтку, одну из тех, что я видела на каминной полке в маленькой гостиной. Совладав с эмоциями, Кристин открыла глаза и с очаровательной, почти детской непосредственностью произнесла:
– Что ж, каждому из нас отведён свой срок Всевышним. Эдмунд был хорошим человеком и любящим мужем. Я благодарна Богу, что Он дал мне такого мужчину в жизни… – а потом резко перевела тему: – Но, Дан! Почему ты не рассказал о вашей с Рикой свадьбе?
Брови Лотты едва заметно дрогнули, а улыбка из соблазнительной стала напряжённой. Я с жадным злорадством отметила, что слова Кристин задели её. Хотя она была замужней женщиной, Лотта, похоже, ревновала Дана. Если это так, то становилось понятно, откуда столько яда по отношению к другой женщине.