Незримый клинок
Шрифт:
Переведя взгляд со своей стрелы на появившегося великана, ошеломленная Кэтти-бри разглядела, что у того на плече удобно пристроился Реджис.
– Ах ты, маленький мошенник, – восхищенно пробормотала она.
Теперь они втроем – великан, Вульфгар и Кэтти-бри – сосредоточили все усилия на нижнем уступе. Сверкающие стрелы свистели одна за другой, грохотали брошенные великаном здоровенные камни, со свистом разрезал воздух Клык Защитника. Три прятавшихся внизу великана были так ошеломлены мощным напором, что даже не высовывались.
Клык Защитника попал в плечо одному из них, когда тот попытался выскочить из укрытия и убежать по какой-то невидимой тропинке. Силой удара его развернуло вокруг оси, так что он как
Третий, сильно раненный, сидел, пригнувшись за выступом, не отваживаясь преодолеть пятнадцать футов, отделявших его от входа в пещеру. И он не видел дворфа, забравшегося на карниз как раз над ним. Великан взглянул вверх как раз в тот самый момент, когда услышал рев ринувшегося на него Бренора.
Вонзив боевой топор глубоко в макушку гиганта, король дворфов мог сделать еще одну зарубку на своем славном оружии.
Глава 3. Нелестное отражение
– Правильно поступишь ты, если разузнаешь о нем, – напыщенно изрек Гинта Прорицатель, когда Лапа покидал его дом. – Чую опасность, и оба мы знаем, кто он таков, хотя имя назвать и страшимся.
Лапа что-то пробубнил в ответ и вышел довольный, что избавился наконец от экзальтированного колдуна и его дурацкой манеры разговаривать, делая вид, что слова приходят к нему из мира духов. Лапа считал, что Гинта просто пускает пыль в глаза. Но все же он понимал, что и от Гинты есть польза, поскольку из десятка чародеев, к которым часто обращалась гильдия Басадони, ни один не умел так распутывать тайны, как Гинта. Ощутив эманации странных монет, Гинта почти полностью воспроизвел разговор Лапы, Кадрана и Шарлотты, так же как и установил, что деньги доставил Таддио Чем глубже Гинта вглядывался, тем больше хмурился, и после того, как он описал поведение и в общих чертах внешность человека, давшего монеты Таддио, у Лапы сомнений больше не оставалось.
Лапа знал Артемиса Энтрери. И Гинта знал его. На улицах Калимпорта всем было известно, что убийца покинул город, отправившись вслед за темным эльфом, способствовавшим падению паши Пуука, и что дроу, по слухам, жил в каком-то дворфском городе неподалеку от Серебристой Луны.
Сейчас, когда его подозрения подтвердились, Лапа решил, что пора обратиться к более привычным способам добычи сведений, чем чародейство. Он отдал приказ своим многочисленным соглядатаям – и око могущественной гильдии паши Басадони широко раскрылось. Потом вор хотел вернуться во дворец и поговорить с Шарлоттой и Кадраном, но передумал. Конечно, Шарлотта заявила, что хочет все знать о своих врагах…
Но для Лапы лучше, если она не будет знать все.
Вряд ли эта комната подходила человеку, когда-то занимавшему высокое положение. Он был главой гильдии, пусть и недолго, и от любой гильдии города мог потребовать огромные деньги в качестве компенсации за свои услуги. Но Артемиса Энтрери ничуть не заботило, что мебель в этой дешевенькой гостинице была более чем скудной, на подоконниках толстым слоем лежала пыль, а из-за стены, где в соседней комнате уличная женщина принимала клиентов, доносились хохот и визг.
Он сидел на кровати и раздумывал о возможном развитии событий, прокручивая в голове все свои действия с момента возвращения в Калимпорт. Он решил, что был несколько беспечен, не стоило ходить в старый квартал, где он наткнулся на этого тупоумного юнца, а также показывать свой кинжал нищему у бывшего дома паши Пуука. Впрочем, решил Энтрери, возможно, что обе эти встречи неслучайны и, возможно, не так уж плохи. Может, он неосознанно хотел обнаружить себя перед любым человеком, готовым взглянуть на него достаточно внимательно?
И что с того? – спрашивал он себя. Как изменились отношения гильдий между собой и их внутренняя иерархия, найдется ли там теперь место Артемису Энтрери? И – что еще более важно – нужно ли это место Артемису Энтрери?
Ответить на вопросы он сейчас не мог, но понимал, что не стоит позволять себе сидеть и ждать, пока его найдут. Кое-что он должен разузнать сам, по крайней мере до того, как столкнется с самыми сильными гильдиями Калимпорта. Час был поздний, за полночь, но все же убийца накинул на плечи темный плащ и вышел на улицу.
Тут же картины, звуки и запахи перенесли его в дни юности, когда ночная тьма была его подругой, а дневного света он избегал. Не успев даже свернуть со своей улицы, он заметил множество устремленных на него взглядов, почувствовал, что его рассматривают с пристальным интересом, гораздо большим, чем заслуживал чужеземный торговец. Энтрери вспомнил, как он сам жил на улице, как тогда добывались и с какой скоростью распространялись нужные сведения. Он понимал, что за ним уже следят – может, даже несколько разных гильдий. Возможно, хозяин гостиницы, где он остановился, или один из клиентов узнал его или у кого-то возникли определенные подозрения на его счет. Люди, населявшие зловонное чрево Калимпорта, каждый миг своей жизни проводили на краю гибели. Поэтому они приучились к такой настороженности, какой не ведала ни одна другая культура. Как полевые мыши в степях или грызуны, живущие в разветвленных подземных норах вместе с тысячами и тысячами других обитателей, жители улиц Калимпорта разработали сложную систему предупредительных знаков: крики, свист, кивки, незаметные жесты.
Бесшумно ступая по тихим улицам, Энтрери доподлинно знал, что за ним следят.
Однако пришло время и самому кое-что разузнать – и он знал, с чего начать. Свернув несколько раз, он попал на авеню Парадиз, злачное место, где открыто торговали дурманящими травами и зельями, оружием, крадеными вещами и плотскими радостями. Это был предел роскоши для голытьбы и дешевая подделка в целом. Здесь нищий, если ему удавалось раздобыть пару монет сверх обычного дневного заработка, мог на несколько дивных мгновений почувствовать себя королем, окруженным благоухающими красотками, и вдохнуть достаточно дурмана, чтобы позабыть о гноившихся на его зловонном теле язвах. Здесь паренек вроде того, которому Энтрери заплатил утром, мог представить себе, что вправе пару часов пожить как паша Басадони
Конечно, все здесь было подделкой – блестящие декорации на фасадах, за которыми кишели крысы, яркие одежды на перепуганных девчонках и прожженных шлюхах, сильно надушенных дешевыми духами, чтобы заглушить запах потного тела, не мытого неделями. Но эта поддельная роскошь вполне удовлетворяла большинство обитателей улицы, чье каждодневное убожество было чересчур настоящим.
Энтрери медленно шел по улице, гоня прочь воспоминания и жадно вглядываясь во все мелочи. Он вроде бы узнал нескольких старых потаскух, но, по правде говоря, Энтрери никогда не уступал тем нездоровым соблазнам, какие предлагала авеню Парадиз. Плотские наслаждения, в те редкие моменты, когда он испытывал в них потребность (поскольку считал зависимость от них проявлением слабости для того, кто решил быть совершенным воином), он вкушал в гаремах могущественных властелинов, а всякого рода дурман, приглушавший остроту его чутья и ясность сознания, и вовсе не признавал. И тем не менее он раньше часто бывал на авеню Парадиз, где разыскивал людей, более подверженных слабостям и нестойких к соблазнам. Шлюхи никогда не любили его, как и он их, но у них можно было раздобыть очень ценные сведения. Энтрери просто не мог заставить себя довериться женщине, сделавшей подобное ремесло источником существования.