Незримый клинок
Шрифт:
– Да, – с вымученным спокойствием произнес хафлинг, – ты хотел задать вопрос.
– Я ищу одного вашего сородича, – ответил Энтрери. – Своего старого друга по имени Дондон Тиггервиллис
Хафлинг напустил на себя озадаченный вид и покачал головой, но всего на один миг в его темных глазках промелькнул огонек, говоривший о том, что он знает, о ком идет речь. От Энтрери это не укрылось.
– Все на улицах знают Дондона, – продолжал он. – Или слышали о нем когда-то. Ты же не дитя, и твое мастерство в игре говорит, что ты завсегдатай «Медного
Хафлинги скорбно переглянулись.
– Он умер, – объявил один из сидевших напротив, однако по его тону и поспешности, с какой он это выпалил, убийца понял, что коротышка лжет. Похоже, Дондон все еще жив, ничто его не берет.
Однако хафлинги Калимпорта всегда горой стояли друг за друга.
– Кто его убил? – спросил Энтрери, решив им подыграть.
– Он заболел, – поправил его следующий хафлинг, с той же красноречивой торопливостью.
– А где он похоронен?
– Да разве в Калимпорте кого-нибудь хоронят? – отозвался первый лгунишка.
– Просто бросили в море, – добавил второй. Энтрери согласно кивал. Его забавляло, как эти хафлинги держались заодно, плетя сложную паутину вранья со всеми подробностями. Он предвкушал, как обратит их ложь против них же.
– Ну что ж, вы много мне рассказали, – согласился он, выпуская руку хафлинга.
Жадная ручонка тут же метнулась к кучке золота, но между ней и вожделенными монетами воткнулся изукрашенный драгоценными камнями кинжал.
– Ты же обещал мне деньги! – запротестовал хафлинг.
– Но не за ложь, – спокойно возразил Энтрери – Я навел справки о Дондоне, прежде чем прийти сюда, и мне сказали, что он здесь. Мне доподлинно известно, что он жив, потому что не далее как вчера я его видел.
Хафлинги переглянулись, стараясь понять, что здесь не сходится и как они так легко попались.
– Тогда почему ты сказал, что давно его не видел? – спросил хафлинг с противоположного конца стола, сообщивший, что Дондон мертв. Коротышка приободрился, решив, что уличил Энтрери… как оно на самом деле и было.
– Потому что я знаю, что хафлинги никогда не скажут, где находится их соплеменник, тому, кто хафлингом не является, – неожиданно добродушно ответил Энтрери, хотя раньше такой тон давался ему нелегко. – Уверяю вас, у меня с Дондоном никаких счетов. Мы старые друзья, но говорили в последний раз слишком давно. Теперь скажите мне, где он, и забирайте вознаграждение.
Хафлинги вновь переглянулись, и один, облизываясь и жадно глядя на кучку монет, показал на дверь в задней стене большого зала.
Энтрери убрал кинжал в ножны, сделал неопределенный прощальный жест, отошел от стола и, уверенно прошествовав через всю гостиную, толкнул дверь, даже не постучав.
За ней он увидел полулежащего на кровати хафлинга, такого жирного, какого ему в жизни не доводилось видеть. В ширину он был больше, чем в высоту. Они посмотрели друг другу в глаза, причем
Энтрери вглядывался так пристально, что почти не заметил окружавших толстяка полураздетых женщин-коротышек. К своему ужасу, убийца понял, что это и есть Дондон Тиггервиллис. Он узнал когда-то самого неуловимого и ловкого из жуликов Калимпорта, несмотря на то что прошло столько лет и на боках хафлинга наросло столько жира.
– Вообще-то полагается стучать, – таким сиплым голосом, будто звук с трудом выходил из стиснутой жировыми складками гортани, проговорил хафлинг. – Может, мы с девушками заняты здесь кое-чем личным.
Энтрери предпочел не вдумываться, как это хафлингу удалось бы.
– Ну, так что тебе нужно? – спросил Дондон, отправляя в рот огромный кусок пирога.
Энтрери прикрыл дверь и подошел к хафлингу поближе.
– Пришел поговорить со старым знакомым, – ответил он.
Дондон перестал жевать, взгляд его застыл. Видимо пораженный внезапной догадкой, он сильно закашлялся, поперхнулся и вывалил изо рта на тарелку полупережеванный кусок. Девушки, пряча гримасы отвращения, тут же ее унесли.
– Я не… то есть мы с Реджисом не были друзьями. То есть… – заикаясь, начал он оправдываться. Собственно, так вели себя все, перед кем неожиданно вставал призрак Артемиса Энтрери.
– Не волнуйся, Дондон, – властно оборвал его убийца. – Я пришел поговорить, и ничего более. Мне нет дела ни до Реджиса, ни до того, приложил ли ты руку к смещению паши Пуука много лет назад. Город нужен живым, а не мертвым, ведь так?
– Да, конечно, – согласился хафлинг, заметно дрожа. Он чуть перекатился вперед, пытаясь сесть, и лишь тогда Энтрери заметил цепь, прикованную к толстому кольцу вокруг его левой лодыжки. В конце концов толстяк оставил попытки и снова откинулся назад. – Старая рана, – пояснил он.
Энтрери пропустил мимо ушей нелепое оправдание. Он подошел еще ближе, нагнулся над хафлингом и отодвинул складки его одежды, чтобы получше разглядеть кандалы.
– Я только недавно вернулся, – сказал он. – И надеялся, что Дондон посвятит меня в подробности всего, что происходит в городе.
– Всюду опасность и жестокость, куда ж без этого, – ответил толстяк со смехом, перешедшим в мокрый кашель.
– Кто у власти? – очень серьезно спросил Энтрери. – Какая гильдия сейчас верховодит, какие у нее солдаты?
– Хотелось бы оказать тебе услугу, друг мой, – волнуясь, ответил хафлинг. – Правда-правда. Я бы ничего от тебя не утаил. Ни за что! Но ты же видишь, – добавил он, приподнимая скованную лодыжку, – меня теперь почти не выпускают.
– И долго ты здесь?
– Три года.
Энтрери недоуменно и с неприязнью посмотрел на несчастного, потом недоверчиво рассмотрел довольно простой замок на оковах, с которым Дондону ничего не стоило справиться при помощи обычной шпильки для волос.
Поняв, о чем он думает, Дондон вскинул невозможно толстые руки. Его ладони так раздулись, что он даже не мог соединить кончики пальцев.