Незваный гость
Шрифт:
— Почивайте, Евангелина Романовна, отдохните.
Проснулась я от боя часов — два, четыре, восемь ударов, открыла глаза. Потолок давно следовало побелить. Нога болела, но терпимо. Я неслышно зевнула, повернула голову. Просторный кабинет: стол, обитый зеленым казенным сукном, окно с плюшевыми занавесками, вытертый ковер, два кресла для посетителей, в третьем, у стола, сидел по-хозяйски господин Волков, погруженный в чтение бумаг. За окном серел утренний сумрак, настольная лампа, напротив, уютно зеленела. Диванчик, на который меня давеча перенесли, стоял в закутке у окна, мне было видно строгий
Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.
— Не притворяйтесь, — велел холодно Волков, откладывая бумаги, — нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись.
— Доброго утречка, — прикрыла я ладонью зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.
Подошвы стукнулись об пол, распухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пройдет. Вторая же нога была неприлично необутой, да еще с дыркой на большом пальце. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.
— Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.
Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови. Он представился:
— Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.
Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше и что пристав он только в своих мечтах, ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила.
— Что ж вы, ваше благородие, при эдаких регалиях невинных девиц колотите?
Он посмотрел на дырявый чулок, поморщился.
— С этим разберемся. А пока, Евангелина Романовна, извольте на несколько моих вопросов ответить. — Волков потянулся к чернильному прибору. — С какой целью вы посещали накануне казенную приказную квартиру?
— Кушать хочется, — нагло улыбнулась я, — и места уединения посетить. А на вопросы отвечать — нет, ни малейшего желания не ощущаю. Вы, господин пристав, меня покалечили, репутацию девичью порушили случайным арестом и воображаете, что это вам с рук сойдет?
— Во-первых, — вернул улыбку Григорий Ильич, — ваша, как вы изволили заметить, девичья репутация, барышня Попович, была разрушена невосстановимо еще до ареста. Извозчик Кузьма Блинов показал под запись, что водит-де его пассажирка дружбу с ворами, черным колдовством
— Законопослушный какой этот ваш Блинов, — восхитилась я. — Видел и сразу в приказ отправился докладывать! А во-вторых?
— Простите?
— Вы сказали, во-первых, значит, существует и продолжение.
— Во-вторых, Евангелина Романовна, девицы вашей древнейшей профессии репутации не имеют.
— Это оскорбительно!
— Соглашусь, барышня газетный репортер — оскорбление основ берендийской нравственности.
Испытанное облегчение я скрыла, собеседник вовсе не ту «древнейшую профессию» подразумевал, про которую я сперва подумала.
— Вы мизогинист? Женский пол ненавидите? Отказываете ему в равноправии?
— А вы, Евангелина Романовна, суфражистка? — хмыкнул Волков с сарказмом.
— Именно. И считаю, что женщины в современном мире вольны выбирать себе род занятий по своему желанию и возможностям. Женщина чиновник, врач, репортер, банковский клерк, сыскарь — все пути открыты.
Я одарила хихикающего собеседника грозным взглядом.
— Что вас так развеселило?
— Сыскарь? — покачал головой мизогинист. — Даже в прогрессивной Британской империи на полицейскую службу слабый пол привлекается лишь в виде исключения, «матронами» для работы с детьми и такими же дамами.
— А в империи Берендийской, — сообщила я гордо, — высочайшим императорским указом дозволено нам трудиться на благо отечества.
Спич мой длился минуты три, от воодушевления я не заметила, когда последние шпильки выскользнули из прически, и копна волос упала на плечи. Из карих глаз собеседника исчез скепсис, они зажглись определенным мужским интересом. Я запнулась и покраснела.
— В какой газете служите? — спросил Волков быстро.
— «Чижик-пыжик», — назвала я желтый столичный листок, не опасаясь разоблачения. — Магические практики обозреваю, участвую в составлении подробного путеводителя по загадочным местам.
— Вы чародейка? Хотя понятно, что нет.
— Отчего же вы так думаете? — обиделась я.
— Чародейка вряд ли запустила бы свою болезнь до столь чудовищного состояния. — Он кивнул на мою ногу-колоду. — К вашему счастью, Евангелина Романовна, я хоть тоже не чародей, но знаю, к кому с проблемой обратиться.
Рука Волкова скользнула под столешницу и, видимо, нажала какую-то кнопку, потому что дверь кабинета немедленно приоткрылась, явив щекастое лицо давешнего коллежского регистратора и его обширную лысину.
— Магичку доставили? — спросил начальник.
— Так точно, в приемной дожидается.
— Зови. И будьте любезны, Давидов, чаю нам здесь организуйте.
Регистратор исчез, его бормотание за дверью сменилось сочным контральто:
— Ну наконец!
Дверь распахнулась настежь, высоченная дама шагнула через порог, чуть не коснувшись золотым тюрбаном притолоки.
— Знаю, все знаю! — Ее неожиданно светлые на смуглом лице глаза обежали комнату, примечая обстановку. — Скопление зловещих эманаций, сглаз, порча, венец безбрачия.