Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове
Шрифт:
Александр Григорьевич сказал мамаше, накрывавшей на стол:
— Переверни, мать, тарелку господина реалиста. Пообедает через два часа в одиночестве.
— Папаша, за что?! — опешил Лёня.
Александр Григорьевич наконец посмотрел на сына.
— Кто тебя учил говорить про старшего: «ничего не смыслит»? Если у тебя от бесед с господином Лазаревым гордости и бахвальства прибывает, я убедительно попрошу Александра Ивановича таковые беседы с тобой прекратить.
— Ох, Лёнечка, — добавила мамаша, перевернув тарелку. — Когда
Два часа голодания — наказание больше обидное, нежели тяжёлое. К тому же в комнате лежит недочитанная книга французского писателя Луи Буссенара про капитана Сорвиголову. Но, взяв книгу, Лёня не сразу раскрыл её на заложенной лентой странице. Сперва задумался, сосредоточив взгляд на чернильнице. Он давно заметил, что сосредоточение взора на простом предмете не даёт мыслям разбегаться по сторонам и как бы настраивает их двигаться в определённом направлении.
В самом деле, чем ему гордиться? Не сам ведь догадался, а Лазарев растолковал. И за что ругал Буриданова? Ведь тот не со зла сердится на науку, а потому только, что мало в ней понимает. Виноват, по уши виноват, и надо хорошо прощения попросить у папаши, чтобы в самом деле не наговорил чего учителю Лазареву…
Пришёл, отобедав, Коля. Положил на стол перед братом кусок ситного хлеба и морковку.
— Больше ничего не удалось стибрить…
Рука потянулась за хлебом, но на пути Лёня внушил ей другое задание, и рука, не дрогнув, отодвинула гостинец.
— И этого не надо было, — сказал он.
Коля обиделся:
— Зачем же я тащил? За гордость наказали, а он пуще загордился.
— Я не загордился, — объяснил Лёня. — Я хочу быть честным.
— Но никто ведь не видит! — возразил Коля.
Лёня взял карандаш и написал на листке «+1».
— Вот скажи, брат, когда ты хороший при других, и мы это обозначаем как плюс один, а когда никто не видит, ты плохой, и мы это обозначим как минус один… — Лёня написал рядом «—1». — Какой ты получаешься в итоге?
— В сумме получаем ноль, — не медля сказал Коля.
— Вот так-то. Нолём мне быть обидно. Скачи отсюда, тебе не велели меня развлекать. Забери морковь и ситный, они на слюнную железу вредно действуют.
— Нет, ты всё-таки ужасно гордый, — с почтением сказал Коля, запихал в карман еду и ушёл, тихо притворив дверь.
6. ГЛАВА О ТОМ, ЧТО АТАМАН ЗА ВСЁ В ОТВЕТЕ
Летом играли в чижика, в лапту, в салочки и в казаки-разбойники. Когда кончилась осень и с неба вместо дождя сперва понемножку, а потом густо и подолгу сыпался снег, реалисты строили снежную крепость. Самых маленьких посылали добывать строительный материал. Они резали тонкими дощечками слежавшийся снег на одинаковые ровные кирпичики и подносили к месту постройки. Ребята постарше выстраивали из этих кирпичей толстые высокие стены.
Третьеклассники устраивали военный совет. Делились на две ватаги: одна на оборону крепости, другая — в нападение. Кричали, стараясь переорать один другого, пока не выбирали наконец коменданта крепости и атамана нападающей ватаги. Тогда наступала так называемая рабочая обстановка. Кричать имели право только комендант и атаман. Остальные за громкий крик получали от них подзатыльники.
В этот раз обороняющиеся выбрали комендантом крепости Аркадия Леденцова, как самого, среди своих, сметливого. Нападающая ватага выбрала атаманом Леонида Говорова.
Сразу стихли крики.
— Завтра пришлю парламентёра, — сказал Лёня Аркадию. — Он объявит войну, и мы вас как следует поколотим.
Аркашка заорал:
— Колотил один такой по булыжнику башкой! Да остались от башки одни мелкие куски! Это тебе не алгебра, а военные действия. Так закидаем снарядами, что все в плен сдадитесь! Только не забудь правило: отступать нельзя! Если вперёд идти не можешь, сдавайся в плен, поднимай руки и кричи: «Сдаюсь на милость победителя!»
— Я все правила хорошо помню, — сказал Лёня. — Даже такие, про которые ты никогда не слышал. Пошли, ребята.
И он увёл свою ватагу в другое место, чтобы обсудить план сражения.
Ребята проникли в каретный сарай училища через окно в задней стене и расселись там, в полумраке, на телеге и дровнях.
— Они сейчас пошли морозить ледышки, — сказал Лёня, — а вы знаете, что, если хорошая ледышка заедет по лбу, желвак обеспечен. Болеть будет долго. А главное, что после этого в мозгах мутится, и человек уже не воин. Остаётся сдаться в плен. Силы у нас равные: сколько ребят в крепости, столько и в ватаге. И если они сколько-нибудь народу своими ледышками повыбьют, крепость нам не взять.
— А почему ты не договорился, чтобы ледышки запретить? — спросил Коля. — Прошлую зиму договаривались без ледышек.
— Договаривались, и не так интересно было, — возразил Лёня. — Война есть война, а если тебе никакая опасность ранения не грозит, это уже не война, а одно баловство получается. Мы не будем запрещать ледышки, пусть противники на них всю свою надежду полагают. Это во-первых. А во-вторых, мы тоже получаем право воевать ледышками! Поэтому первое приказание: Вася, Митя и Агафон сейчас пойдут к верхнему колодцу и сделают сто ледяных снарядов. Приказание окончательное и обжалованию не подлежит.
— Слушаюсь, ваше благородие, — сказал Вася, а за ним повторили эти слова Митя и Агафон.
— А вы не надувайтесь, другим работа потяжелее предстоит, — сказал Лёня.
— Мы не надуваемся, — пискнул маленький первоклассник Агафон. — Нам любопытно, что ты дальше скажешь!
— Всё узнаете, — сказал Лёня. — А теперь лезьте в окно. Не задерживайте военный консилиум!
Опасаясь задержать консилиум, Митя, Вася и Агафон быстренько выскользнули в окно.