Ни о чем не жалея
Шрифт:
Взяв записку, Кейт прочитала и почувствовала, как у нее задрожали руки. «Уехал в оперу, потом отправлюсь в «Шателейн». Домой вернусь поздно. До завтрашнего дня ты мне не понадобишься».
Перси всегда волновался за хозяина, и Рэнд, очевидно, хотел его успокоить, уговаривала себя Кейт, прекрасно понимая при этом, что Рэнд развлекается. Вот только с кем? С друзьями – о чем она горячо молила Бога – или с любовницей?
Сглотнув, чтобы унять боль в груди, Кейт решительно расправила плечи, намереваясь узнать это во что бы то ни стало.
Спустившись с лестницы, она подошла к дворецкому, взяла у него из рук плащ и направилась
– Слушаюсь, ваша светлость, – немного испуганно проговорил он. – Одну минутку. – Кейт уселась на сиденье, и несколько минут спустя в карете показалась голова кучера. – Куда едем, ваша светлость?
– В одно место под названием «Шателейн». Вам доводилось о таком слышать?
При тусклом свете фонаря она заметила, что кучер покраснел.
– Да, мэм, доводилось.
– Вы знаете, где оно находится?
Кучер несколько скованно кивнул. Похоже, раньше ему приходилось возить туда только Рэнда.
– Вот и хорошо. Я хочу, чтобы вы меня туда отвезли.
Помешкав секунду, кучер забрался на козлы, качая головой, словно хотел сказать: «Где уж их понять, этих господ». Несколько минут спустя они проехали по Пиккадилли, миновали Сент-Джеймс и направились к «Ковент-Гарден». Сидя в карете, освещенной горевшей внутри лампой, Кейт снова принялась истово молиться, чтобы Рэнд, этот самый сильный и добрый человек из всех, кого она знала, не причинил ей боли.
Сердце ее сжималось от страха. А что, если она в нем ошиблась? Что, если молиться уже слишком поздно?
Ханна Риз сидела напротив герцога Белдона в главном зале ресторана «Шателейн» – уютного заведения в «Ковент-Гарден», известного благодаря своему шеф-повару, французу по имени Пьер Дюмон, стряпня которого Рэнду всегда нравилась.
Он заказал вторую бутылку вина, дорогого французского бордо двадцатилетней выдержки, и официант откупорил его. Рэнд принялся с жадностью пить. С тех пор как герцог вернулся в Лондон, он очень много пил. Раньше он никогда себе подобного не позволял. Наверное, пытается отрешиться от беспокойных мыслей, решила Ханна.
Она знала о смерти его сына. Рэнд делился с ней своими горестями, ведь они были не только любовниками, но и друзьями. Ей было известно, что он женился на американке, хотя женитьба была единственной запретной темой их разговоров.
И Ханне казалось, она понимает почему.
Вот уже почти десять лет она любила Рэнда Клейтона. Поскольку ей были известны признаки влюбленности и она знала, насколько мучительна бывает любовь, она была убеждена, что герцог любит свою жену.
– Я думала, ты голоден, – заметила она, взглянув на его почти полную тарелку. – Ты совсем ничего не съел. – Подцепив на вилку кусочек палтуса в соусе из омаров, она попробовала его. – По-моему, очень вкусно. Знаешь, я немного устала после такого долгого представления. – Рэнд, как и обещал, отвез ее в оперу, но казался рассеянным, и представление явно не доставило ему удовольствия.
Рэнд что-то буркнул в ответ и отвернулся. Было очевидно, что ему не до разговоров, как чуть раньше было не до представления. Со времени возвращения в город он был явно не в себе, хотя изо всех сил пытался убедить себя, что он такой же, как прежде.
Подошел официант, и они заказали десерт, хотя Ханна уже была сыта, а Рэнду, похоже, было все равно. Но Ханне хотелось побыть вместе с Рэндом подольше, и она боялась, что он не останется сегодня у нее, что как только отвезет ее домой, тотчас же уедет. А даже если и останется, их занятие любовью доставит ей не много удовольствия, что в последние несколько недель случалось постоянно. Она чувствовала, что больше так не выдержит.
Хотя ей больше всего на свете хотелось, чтобы Рэнд провел с ней страстную ночь, в глубине души она была уверена, что самое лучшее для него – это отправиться домой и подумать над тем, как решить свои проблемы.
Интересно, как это жене Рэнда удалось причинить ему такую острую боль и настолько выбить его из равновесия? Возможно, со временем он ей расскажет. Ханна очень надеялась на это. Может, он бросит жену и снова вернется к ней? Ради этого она пошла бы на все.
Рэнд рассеянно ковырял ложечкой десерт, а мысли его, затуманенные выпитым вином, были далеко. Ханна сидела напротив в том самом шелковом платье абрикосового цвета, которое он купил ей, когда только что вернулся в Лондон. Цвет этот выигрышно подчеркивал светлый тон высоко зачесанных волос, синеву глаз, бледность кожи. Глубокий вырез платья открывал его взору красивые остроконечные груди, однако Рэнд представлял на их месте другие – высокие, соблазнительные, падающие ему в руки, словно спелый плод. Ханна была очаровательна, каждое ее движение преисполнено изящества. Половина мужского населения Лондона мечтала заманить ее в свою постель, а он, лаская ее, занимаясь с ней любовью, абсолютно ничего не чувствовал. Он давно знал, что между ними все кончено. Он уже жалел, что, приехав, отправился к ней, и сегодня решил поставить точку в их отношениях.
Он снова вспомнил о Кейт, и внезапно его пронзило острое чувство вины, от которого он никак не мог отделаться. Он не должен был от нее уезжать, не должен был бросать ее в то время, когда она больше всего в нем нуждалась.
Это было абсолютно на него не похоже. Он никогда не был трусом. Просто после смерти сына у него все в голове перепуталось, а душу терзала боль. Эта боль никак не проходила, как он ни пытался ее преодолеть. На какое-то время, уже здесь, в Лондоне, ему удалось от нее отрешиться. Он наконец-то примирился с потерей сына, но теперь начались новые страдания.
Теперь его преследовали мысли о Кейтлин. Он сгорал от желания увидеть ее вновь, обнимать ее, дотрагиваться до нее, просто быть с ней рядом. Он понимал, что любит ее, хотя раньше упорно пытался убедить себя в обратном. Он любил свою жену и уже начинал думать, что любовь к ней – это не слабость, а бесценный дар.
Его отец был на этот счет совершенно другого мнения. Он бы поднял его на смех, высмеял бы его за чувства, которые Рэнд испытывал к Кейт.
«Ты дурак, – сказал бы он. – Ты не достоин называться моим сыном».
Но стоило Рэнду вспомнить, как много сладостных мгновений он пережил с Кейт, сколько радости она ему дарила, как он начинал думать, что отец был бы не прав.
Но почему он понял это лишь сейчас? Почему для этого ему потребовалось так много времени? Почему стоило таких трудов признать правду?
Острое чувство вины поднялось в его душе, а вместе с ним – глубокое, непреходящее сожаление. Он не должен был изменять жене с Ханной, вообще не должен был бросать ее. О Господи, да что это на него нашло!