Ни слова о магах

Кликин Михаил Геннадьевич

— Чем будете платить? — В облаке пыли из-за стеллажей возник лавочник, бросил на маленький столик мешочек с порохом, свернутую одежду, бинты, кусок карбида, тщательно запеленутый в слюду. Аккуратно поставил пузырек со спиртом.

— Золотом.

— Золотом? — вздернул бровь лавочник. Джош достал слиток, вытащил нож. Отпилил щедрый кусок мягкого металла, протянул толстяку. Сказал:

— Не торгуйся. Я знаю, тут больше, чем надо. Лавочник посмотрел на золото, взвесил в руке, попробовал на зуб.

Сказал:

— Отличное качество!

— Да, неплохое.

— Может, желаете обменять? В городе не дадут той цены, что дам я.

— Нет.

Джош только сейчас сообразил, что ему некуда положить покупки. Мешок остался в комнате под охраной Смифа, а сырые карманы не самое подходящее место, чтобы таскать в них порох и карбид. Да и одежду под мышкой нести неудобно. Заметив замешательство клиента, лавочник на мгновение отступил за полки, вернулся и бросил перед стрелком отличную кожаную сумку.

— Половина того, что вы уже дали, и она ваша.

— Ладно. — Джош отрезал от слитка еще кусочек, отдал хищно улыбающемуся толстяку, забрал сумку, сложил в нее все, кроме плаща и пузырька со спиртом.

— Заходите с друзьями. — сказал лавочник.

Джош молча кивнул, сунул стеклянный пузырек в карман. Развернув плащ, встряхнул, накинул на плечи и вышел на улицу, под дождь. Капюшон надевать не стал, чтобы не ограничивать обзор.

Не нравилась ему эта деревня.

Непохоже, что здесь живут обычные крестьяне. Где скотина, птица, где огороды?…

Поглядывая по сторонам, он направился к дальнему дому, закрытые ставни которого были выкрашены желто-коричневой краской.

Откуда у лавочника столько товара?

Вот только патронов нет, и порох кончился, и свинец не продается.

А до города пятнадцать миль. Неблизко. Закон не достанет.

Здесь уже свой закон…

Джош стукнул в закрытый ставень и взошел на крыльцо.

Дверь оказалась незаперта.

— Эй, есть кто? — крикнул Джош в душную темноту.

— Чего надо? — откликнулся недовольный голос.

— Полечиться.

— Ну, заходи, стрелок.

Джош переступил порог. Дверь на тугой пружине захлопнулась сама, и тьма сомкнулась, обступила его со всех сторон, разглядывая, ощупывая. Сделав несколько неуверенных шагов, Джош уткнулся лицом в пыльную ткань. Занавеска. Он, запутавшись в ней, закрутился на месте, кое-как выбрался из душного кокона, чихнул.

— Чего ты там возишься, стрелок? — весело спросил голос.

— Да где тут вход? — зло откликнулся Джош.

— Так ведь завесь отыскал? За ней и вход.

Джош ощупью нашел край занавески, отдернул в сторону. Увидел маленькую комнатушку, темную, мрачную. Желтый слабый огонек трепыхался на фитиле масляного светильника, черные бесформенные тени колыхались на стенах. За столом, рядом со светильником,

сидел горбатый, страшно худой человек в грязных обносках и плел что-то, шевеля длинными тонкими руками, похожими на паучьи лапы.

— Чего ты в темноте сидишь? — спросил Джош.

— Глаза у меня больные, — сказал горбун и повернул изможденное лицо к стрелку. Огромные белесые глаза его слезились, красные опухшие веки мелко подрагивали. — Нельзя мне на свет.

— Это ты лекарь?

— Ну какой из меня лекарь, сам погляди? — горько сказал горбун, продолжая плести нечто похожее на циновку.

— Мне сказали, что здесь живет лекарь.

— Это они называют меня так. А что я могу? Роды принять да пулю выковырнуть.

— И часто тебе приходится пули выковыривать?

— Бывает, — нехотя сказал горбун и надолго замолчал. Джош ждал, скрестив руки на груди. Наконец лекарь отложил свое плетение, тяжело вздохнул, повернулся к стрелку и спросил:

— Ну чего тебе? Дружков твоих полечить? Стрелу из одного вытащить, а второму ногу поправить?

— Да. — Джош удивился осведомленности горбуна, но виду не показал. — Я заплачу.

— Золотом?

— Да.

— Зачем мне твое золото? — спросил горбун, пожимая плечами. — Ни к чему оно мне.

— Тем лучше. — Джош откинул полы плаща, положил ладони на рукояти револьверов. — Собирайся, мне нужна твоя помощь.

В темном углу за спиной горбуна что-то завозилось.

— Это моя жена и дети, — поспешно сказал пучеглазый лекарь, заметив, как напрягся стрелок.

— Собирайся, — чуть тише повторил Джош, опуская руки.

— Ладно. — Горбун встал, подошел к стрелку вплотную, лицом к лицу. Джош внутренне содрогнулся, разглядев вблизи опухшие, кровоточащие веки без ресниц, слизь, сочащуюся из уголков глаз, красные кляксы на мутной роговице.

— Нельзя детям играть с оружием, — сказал горбун, нехорошо усмехнувшись, и опустил взгляд. Он обошел комнатку, то погружаясь во мрак, то выныривая под неяркий свет фитиля. Жуткого вида тень кралась за ним по стенам.

— Я готов, — сказал горбун, в очередной раз появляясь на свету. Глаза его были закрыты матерчатой повязкой. — Но тебе придется меня вести. — Он протянул костлявую руку к стрелку, и Джош, поборов отвращение, взял неприятно сухую ладонь. Острые пальцы тотчас сжались, словно птичья лапа, впились ногтями в кожу, и стрелок невольно подумал, что уже никогда не сможет освободиться от вцепившейся намертво руки горбуна.

— Веди, — сказал лекарь. — Только смотри не запутайся в занавеске.

В углу шевельнулась тень, и Джош увидел, как из мрака протянулась к столу невообразимо длинная, бледная рука и удавила тонкими пальцами слабый трепыхающийся огонек. В комнате стало совершенно темно.