Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
— Тебе бы в клоуны, а не вот это всё, — по привычке съязвила я, снимая с себя маску феникса.
— Не смей издеваться надо мной, — вспыхнул граф, и у меня тут же зажгло отпечаток ладони. — Я не для того потратил столько лет, чтобы выслушивать твои сопливые колкости. Оставь их для Инграма, но не для меня.
А так ли сильно он отличался от Инграма? Характер — разный, но отношения ко мне всё то же скотское. И зачем я пошла за ним? Зачем влюбилась в этого галантного и манящего загадкой мужчину? Зачем благодарна ему?
От боли я вонзилась пальцами в причёску, намеренно растрёпывая её. Казалось, голова сейчас разорвётся от непрекращающихся
Ибо Рэбэнус Донован — и есть правитель Ада.
Он — горечь сигареты на языке, никотин, текущий по венам. Он — то, что плохо, то, что мертво. И при этом живо. Ходячее исключение, паранормальное явление, ошибка Вселенной. И той пришлось заплатить за её допущение слишком высокую цену. Она призвала монстра во плоти, притворяющегося ангелом, и умерла в мучениях.
Вот-вот — и закричу.
Однако я держалась, как и всегда, особенно при пытках. Чувство, это богомерзкое желание понравиться и достигнуть своего — глупое, неуместное и делающее только хуже — заставляло стойко стоять на ногах и зло смотреть на воплощение семи грехов.
Да, они не могут так бесподобно и гармонично сочетаться в одном человеке. Не могли.
До Рэбэнуса Донована.
И он смотрел на меня — без смеха, без сочувствия. Равнодушно — и от этого рвалось внутри, утопая в отчаянии. И всё же я подняла себя с крови и продолжила сопротивляться.
— Я же могла и не делать того, что тебе требовалось. Могла пойти в любое другое время или место, с кем-то или предупредив кого-то, могла и вообще не искать тебя, несмотря на предупреждения. Но я согласилась на всё это лишь потому, что мне самой было любопытно испытать себя на прочность.
— Аха-ха, не смеши меня! — Рэбэнус хлопнул в ладоши, совсем как Арни, и жжение наконец прекратилось. — Как будто тебе было мало подстроенных страданий в детстве!
— И всё же это я контролировала свои действия, а не ты направлял меня, — болото превращалось в твёрдую землю. Дело двигалось, какие бы разрушения оно мне ни приносило.
— Что ж, я поспешил с выводами о твоей сообразительности, зато уверенности тебе не занимать, — в манере Инграма цинично отшутился мужчина. — Не только жизнь не принадлежала тебе с пяти лет, но и даже само сердце.
Рука рефлекторно прижалась к груди — и я вспомнила кровавую сокровищницу с кровеносной и нервной системной, полной бьющихся в унисон сердцец. От того зрелища до сих пор бросало в дрожь.
— Но тогда что бьётся у меня в груди?
— Но что, а чьё.
Холодный пот прошиб лоб.
О Нюйва, нет. Нет-нет! Этого не может быть. Не может.
Невозможно.
— Ты носишь в себе моё сердце, Равенна Вэй.
От ужаса ослабли ноги.
Колени хрустнули о мраморный пол.
Глаза шикоро уставились в начищенные чёрные туфли.
Собственное тело как никогда ощущалось чужим.
— Да, это твоё крошечное сердечко находится в банке под музеем, в хранилище всех мною выдернутых сердец. Когда мы с Арни составили план, он приступил к выполнению первого пункта, а именно замены твоего жизненно важного органа. Разумеется, не обошлось без хирургии и магии, но операция прошла успешно, как ты могла заметить. С тех пор ты резко изменилась, приобрела совсем другие качества, стала более ожесточённой и мстительной. Конечно, в тебе до сих пор остаётся часть твоей личности, но подавляющий
О Нюйва.
О Нюйва, как же в это трудно поверить. И при этом весь организм кричал — это правда, это правда, это правда.
Мы все без души, без сердец.
Мы все окружены тьмой и ложью.
Мы все ни живые, ни мёртвые.
— Но... — я заторможенно подняла голову и посмотрела в его демноческое лицо, — к чему это? Зачем тебе понадобилось пересаживать в меня своё сердце?
Рэбэнус лишь с улыбкой встретил мои слёзы.
— Когда я пытался освободить Арни из заточения, в один момент я вдруг ясно осознал, что меня могут с лёгкостью убить, несмотря на могущество и чужие подчинённые жизни. Во сне, на чужеродной планете, от рук Коллеров — не важно, моя сила не делала моё тело абсолютно бессмертным. И тогда я выяснил, что в случае смерти мог бы переродиться, если собственное сердце будет биться в чужом теле.
— То есть, если бы ты умер, ты бы... переродился во мне? — с ещё большим страхом осознала я, с трудом веря в стук не своего сердца.
— Абсолютно верно, — деловито кивнул Рэбэнус.
— А если бы умерла я? — сейчас и смерть уже не страшна.
— Погибло бы твоё тело, но не моё сердце.
— А если бы проткнули его?
— Оно бы восстановилось, ведь не зря же я оставил свой отпечаток на тебе.
Да уж, продумано для мелочей.
— Но тогда к чему этот поиск себя и скитание по мирам? — я осмотрелась, но вместо живых людей увидела лишь бесчисленное количество кукол, как тогда в ресторане, и перья капюшонов свиты.
Уверена, они были так же живы, как и сам их предводитель.
— Ещё до пожара в сорок шестом году я приметил одну закономерность: у пары, где был один или два обладающих магией, была очень большая вероятность родить ребёнка, который тоже со временем будет иметь магию. Яньлинь просто родила тебя в нужное мне время. Была бы это другая семья, я бы забрал их ребёнка, но попалась ты, и это чистое совпадение, так сложилось. Я не мог взять кого-то из свиты или выбрать из обычных людей — мне нужен был человек, который бы с раннего детства был бы под моим вниманием, зависел бы от меня не только физически, но и морально, а затем смог бы с большой вероятностью получить силу от высших, чтобы иметь сосуд для собственной силы.
— То есть... — во рту пересохло, мозг торопливо обрабатывал информацию, — засчёт моей магии ты сам стал сильнее?
— Да. Значительно сильнее. И только теперь, с тобой, я действительно способен управлять целой Вселенной.
Рэбэнус победно рассмеялся, и внутри всё мучительно скрутилось от восхищения и ненависти. Не знаю, какие чувства принадлежали моей «половине», а какие его «половине», но что я знала точно: передо мной простилался асфальт. Дорога крепкая, долгая, полная знаний и всех раскрытых тайн.