Нибелунги
Шрифт:
– Да. На то ему и нужна опытная молодая женщина – он должен стать мужчиной.
Урсула недоумевала.
– Но почему я?.. Разве во дворце не нашлось других претенденток, желающих разделить ложе с Зигфридом?
– Отчего же?! Нашлись, но немного, – признался сенешаль. – Ты же прекрасно подходишь для этой роли. Ты молода, хороша собой, опытна в любви… Да и потом, не забывай, ты – моя кровь и плоть! А твоя матушка, упокой Логос её душу, и вовсе была знатного происхождения. Ты не какая-нибудь смазливая дочь кухарки! К тому же, если ты возляжешь на ложе с принцем, я получу новые привилегии. Не забывай,
Урсула понимала, что отец прав. Он исправно платил кормилице… Та же заботилась о ней… Отец выдал её замуж, дал приданое… Жаль, что с мужем не заладилось…
– Что я должна делать? – спросила она, подчинившись воле отца.
Тот просиял и ответил:
– Я представлю тебя королеве. Она уже отвергла трёх претенденток на ложе принца…
«Помоги мне Логос, чтобы и меня постигла та же участь…» – мысленно взмолилась Урсула.
…Урсула стояла посреди небольшой комнаты. Из узкого стрельчатого окна, расположенного прямо под потолком, падал мягкий дневной свет. Наконец появился отец.
– Идём. Королева желает тебя видеть…
Урсула отчего-то чувствовала себя спокойно, волнение прошло. Она была уверена, что не понравится королеве. Претендентка шла вслед за отцом по длинному коридору, наконец они достигли покоев Зиглинды. Стражники расступились и беспрепятственно их пропустили…
Урсула впервые в жизни предстала перед королевой и поклонилась, как того повелевает дворцовый этикет. Итак, встретились две женщины – мать и, возможно, будущая наложница. Одна только вступила в пору цветения, другая достигла того возраста, когда о женщине говорят, что она зрелая. Однако королева выглядела для своих тридцати двух лет достаточно молодо – искусные притирания и римские косметические средства замедляли старение кожи.
Зиглинда придирчивым взором окинула претендентку и обратилась к сенешалю:
– Это и есть твоя дочь Урсула?
Сенешаль склонился в раболепном поклоне.
– Да, моя госпожа…
– Ты можешь идти… – приказала она сенешалю и приблизилась к претендентке, дабы лучше разглядеть её.
– Хм… Урсула…
– Да, моя госпожа… – пролепетала та, едва осмеливаясь поднять глаза на королеву.
– Ты чрезмерно робка для своего возраста… – заметила Зиглинда. – Кажется, тебе уже исполнилось шестнадцать?
– Да, моя госпожа…
– И ты три года была замужем и недавно овдовела? – продолжала расспросы королева.
– Да, госпожа…
– У тебя есть дети, Урсула?
– Нет…
– Ты три года была замужем и не понесла ребёнка? – удивилась королева. – Вероятно, ты бесплодна.
– Возможно, моя госпожа… – поспешно согласилась Урсула в надежде, что это печальное обстоятельство отвратит королеву от её кандидатуры.
Неожиданно от стены отделился человек, он произнёс:
– Вы позволите, моя королева?..
– Ах да, Симоний… Я и забыла, что ты здесь. Приступай.
К Урсуле подошёл немолодой мужчина в строгом тёмном одеянии, постриженный на римский манер. Его волосы изрядно посеребрила седина. Он буквально взором вперился в Урсулу, отчего та невольно затрепетала.
– Внешне эта особа кажется мне вполне здоровой. В отличие от её предшественниц, но всё же не помешает сделать
– Ты – королевский лекарь, – произнесла королева, – и в ответе за здоровье наследника и его будущей наложницы.
– Что же касается её бездетности, – продолжил Симоний, – это может быть отнюдь не следствием бесплодия. Виной тому могут послужить множество факторов.
Королева удовлетворённо кивнула.
– Раздевайся, – приказал Симоний Урсуле.
Бедняжка побледнела, ноги у неё обмякли.
– Что вы намерены со мной сделать?.. – едва слышно пролепетала она.
– Я – королевский лекарь и обязан воочию убедиться, что ты здорова как женщина…
Урсула бросила умоляющий взгляд на королеву. Но та, увы, никоим образом на это не отреагировала. Претендентке ничего не оставалось делать, как развязать поясок и скинуть верхнюю шерстяную тунику…
– И нижнюю тунику тоже снимай, – повелел Симоний. – Ложись вот сюда, – он указал на кровать, застеленную простым отбеленным холстом, – и раздвигай ноги.
Урсула машинально скинула тунику и обнажённая, в одних только пуленах, поплелась к кровати. В этот момент ей хотелось умереть…
Целый день Урсула провела за шитьём рубашек [29] для бедных. Вышивать она не любила, уделять время чтению – тоже, поэтому она из немногочисленных дозволенных наложнице развлечений выбрала именно это занятие. За последний год она нашила столько рубашек, что можно было с лихвой принарядить всю дворцовую прислугу. То, что сшила за день, Урсула обычно раздавала беднякам около северных городских ворот. В этом ей помогала преданная кормилица. Бедняки понятия не имели, что молодая богатая (во всяком случае, так им казалось) и щедрая женщина – наложница принца.
29
Если быть точнее, рубашек в привычном для нас понимании в то время ещё не было, рубашками называли короткие мужские туники.
Вот и сейчас Урсула раздала рубашки и заторопилась обратно во дворец. Она знала, что Зигфрид в это время дня имеет привычку посещать её.
Наложница вернулась в свою комнату, скинула тунику, облачилась в просторный белоснежный пеплос, затем распустила волосы и начала расчёсывать их мягкой щёткой.
В этот момент вернулся Зигфрид. Он, томимый любовным нетерпением, миновал свои просторные покои, устремившись прямо к Урсуле. И вот полог, отделяющий скромную комнатку наложницы от основного помещения, откинулся – вошёл Зигфрид.
Урсула тотчас прервала своё занятие и произнесла:
– Я ждала тебя, мой господин… Как ты провёл день?
– Прекрасно! – коротко бросил Зигфрид, пожирая глазами наложницу.
Урсула приблизилась к принцу. Его окутало нежное облако благовоний…
– У тебя новые духи? – поинтересовался он.
– О да… Подарок сенешаля, моего отца…
Зигфрид крепко обнял наложницу, уткнувшись лицом в её пышные волосы необычайного персикового оттенка, отнюдь не свойственного фризским женщинам. Неожиданно столь острое плотское желание, до сего момента снедавшее его, исчезло. Зигфрид растерялся…