Ничего, кроме магии
Шрифт:
– Магией запечатана, – объявил Брентон, хотя его никто не спрашивал.
– Точно, – согласился Ульфиус. – Но возиться с замками не будем. Выбьем ее, и все дела. Отойдите в сторону!
Магистр прошептал разрывающее заклятие, и дверь вместе с частью стены рухнула внутрь.
– Сила! – восторженно прошептал Виктор – Ты бы, Брентон, наверное, полдня около нее возился.
Молодой авенорец неодобрительно взглянул на своего подопечного, но ничего не сказал. Они вошли.
– Для интересующихся даю картинку, что здесь творилось до того, как Патрикеев выгнал охранников воевать с
И каждому вдруг словно бы стали слышны мысли людей, томящихся за дверцами клетушек по бокам коридора. Один, заслышав шаги, начал выть, так как знал, что его будут мучить током. Другой с ужасом ждал появления охранников с резиновыми дубинками. Третий и сейчас задыхался в жарком пару от нагревательной установки. Он слизывал капли со стен, его мучила страшная жажда. В голову четвертого словно бы били кузнечными молотами – ведь он уже несколько дней подряд висел, подвешенный за ноги. Истерзанные, избитые и запуганные люди прислушивались к тому, что делается снаружи. Ими владел животный страх.
Всем стало не по себе. Молоканов испуганно вращал глазами, Сергей вспоминал об ужасных столбах Ронканора, а Брентон просто дрожал мелкой дрожью.
Ульфиус распахнул дверь первой камеры. Здесь не нужно было применять магию – на двери стояла обычная щеколда. Паренек на стальной решетке при виде большой группы людей с визгом бросился в угол.
– Выходи, – приказал Ульфиус. – Беги.
– Нет, нет, – закричал парень. Он, видимо, предположил что-то страшное.
– Тебя никто не тронет. Мы выпустим всех, – объявил Сергей.
Парень нерешительно оглядел своих освободителей, передернулся и бросился мимо них прочь. Шаги застучали по коридору, хлопнула деревянная дверь, и установилась напряженная тишина.
– Нужно скорее помочь всем, – прошептал Брентон, с трудом сдерживая подступающую дурноту. Он открыл следующую дверь. В лицо ему ударил горячий пар.
– Быстрее спасайся, – сказал молодой авенорец голому толстяку. Тот, не задумываясь, выскочил в коридор и, пыхтя, шлепая босыми ногами по бетонному полу, понесся прочь. Мокрые белые телеса мужчины сверкали в неверном свете тусклых ламп, но выглядел дрожащий голый толстячок совсем не забавно.
Теперь Ульфиус и присоединившиеся к нему трое молодых людей открывали двери быстрее, каждый свою, успокаивали людей и предлагали быстро уходить.
– Стойте! – закричал вдруг Сергей. – Да их же повяжет или застрелит охранник на входе!
– Нет, – невозмутимо сообщил Ульфиус. – Во-первых, я открыл вторую дверь – черный ход на пустырь. Беглецы почуют его не хуже собак. А во-вторых, охранник участвует сейчас в скандале вокруг вашей сумки с тридцатью тысячами. Все, кто остался в здании, заняты только этим. В ближайшие полчаса нам и пленникам ничто не угрожает.
Молоканов тоже принял активное участие в спасении сограждан и, возможно, своих будущих избирателей. Но со вторым узником ему не повезло. Высокий жилистый мужчина, решив, что его будут убивать или мучить охранники, вцепился Виктору в горло. Кандидат в депутаты испуганно закричал. Замученного мужичка бить не хотелось, да и неизвестно, кто кого одолел бы.
Ульфиус быстро подбежал к сцепившимся
– Иди домой.
Тот сразу отпустил Виктора, отвернулся и поковылял к выходу.
Особенно тяжело оказалось на нижнем подвальном этаже. Не все пленники Патрикеева могли ходить. У многих были изранены ноги, некоторые вообще не могли стоять. Ульфиус шептал им что-то на ухо, водил руками над ранами и подталкивал к выходу.
– Я дал им временное облегчение, – пояснил он Сергею. – Некогда лечить. Да и не мое это дело. Пусть уходят – после ими займутся ваши врачи.
– Звери, – заметил Сергей, когда последний узник убрался из подвала.
– Нет, не звери, – ответил Ульфиус. – Звери никогда не мучают своих сородичей сознательно и с такой страшной целью.
– Долги они выколачивали решительно, – передернулся Молоканов.
Он представил, что Патрикеев мог подобным же образом поступить и со своим противником на выборах. Тем более что Виктор позволил себе несколько непочтительных замечаний по его адресу в прессе.
– Долги – лишь предлог, – объяснил Ульфиус. – Они восполняли свою энергию за счет страданий этих людей. Теперь Патрикеев и его приспешники, которым Бонуций не успел свернуть шею, будут чувствовать себя не слишком комфортно. Энергию они будут получать напрямую от хозяев, а это не так легко…
Проверив еще раз все закоулки, поднялись наверх.
– Позвольте выразить вам свое почтение, – шепнул Брентон на ухо Сергею. – Я и не подозревал, насколько ужасно видеть такое…
– Что ты, друг, – усмехнулся тот, хлопнув авенорца по плечу. – Мы здесь живем! Не скажу, что к такому можно привыкнуть, но все-таки легче… Прошло, да и ладно.
Наташа с интересом рассматривала внутреннее убранство храма. Она опиралась на руку Сергея, ей было покойно и уютно, несмотря на довольно мрачные росписи, украшавшие храм, и обилие чужих людей – в большинстве «серых шеек» с фанатично горящими глазами. Толпа имела нездоровый вид. Люди молились вслух, вскрикивали, не стесняясь других, обменивались мнениями. Собственно, обычных зевак в храме было не меньше, чем продвиженцев, но они как-то потерялись в толпе. Слишком нагло вели себя хозяева праздника.
В преддверии главного события Далила развлекала аудиторию песнями. Бонуций в церемониальном наряде «серых шеек», просторном балахоне с черными обшлагами и воротником, возился у алтаря – огромной мраморной плиты. Камень алтаря был белым, с красными прожилками, и напоминал стол в прозекторской. Ульфиус неприметно стоял у входа. Он также был наряжен в серую одежду продвиженцев, только повседневную.
– Неплохо поет, – прошептала Наташа. Сергей молча кивнул.
– Мы рады приветствовать на нашем празднике главу Церкви Продвижения в столице, – медоточивым голосом объявила Далила. – Он откроет первый храм. Нашему городу выпала огромная честь. Надеюсь, сегодня мы первыми на Земле увидим гостя с другой стороны мира на нашем празднике. Телепатический контакт с ним уже установлен. И, как более высокая форма жизни, он в состоянии переместиться сюда в эфирном образе или даже во плоти, чтобы приветствовать нас.