Ничейная земля
Шрифт:
— Хорошо сказано, — сказал он. — Вы сближались со всеми, у кого брали интервью, чтобы развязать им языки?
Геллхорн нахмурилась и гневно сверкнула глазами, но тут же овладела собой.
— Вообще-то да, — в конце концов призналась она. — Только это почти никогда на срабатывает.
— Неудивительно. Сомневаюсь, что кого-то из этих ребят, — он указал на солдат, расположившихся под оливами в пятистах метрах от них, — интересует все то дерьмо, которого требуют ваши читатели. Им нужно только одно: чтобы их оставили в покое и не расспрашивали обо всех ужасах, которые они имели несчастье пережить.
— Вы имеете в виду и себя тоже?
— Конечно, все это относится и ко мне.
Немного помолчав, журналистка спросила:
— В таком случае... Если вы не хотите говорить со мной, почему согласились дать интервью?
Райли улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
— Полагаю, нам лучше не тратить время на пустые разговоры и заняться более приятным делом, — наклонившись к ней, он легонько провел пальцами по ее шее.
— Но... Это как-то... нехорошо...
— Возможно, — прошептал Алекс, наклоняясь к самому ее уху, — но уверен, это было бы весьма интересно.
Час спустя они той же дорогой возвращались в лагерь батальона Линкольна, отряхиваясь от колючих семян и сухих травинок, застрявших в одежде и волосах.
Оба молчали, но на каждом шагу ловили на себе скользкие взгляды, а за спиной то и дело слышались понимающие смешки. Вид у них и в самом деле был несколько растрепанный и, судя по этим смешкам, все присутствующие прекрасно догадались, что между ними произошло. И были правы.
— Боже, какой стыд! — краснея, повторяла Геллхорн. — Такое впечатление, что у нас на лице написано, чем мы занимались.
— Тебя это так волнует? — спросил Райли.
— Не особенно. Но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня... в общем, ты понимаешь.
— Не думаю, что кто-то из них посчитает тебя... ну, ты знаешь.
Журналистка слегка похлопала его по плечу.
— Не смейся, — надулась она.
— А я и не смеюсь. И не волнуйся, я не собираюсь никому рассказывать обо всех интимных подробностях нашей встречи.
Марта неожиданно покраснела.
— Не вздумай!
— Но, Марта, как можно!.. — он махнул рукой в сторону наблюдающих за ними солдат. — Ведь именно эти подробности больше всего интересуют моих читателей.
Журналистка слегка растерялась, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.
Лишь после того, как Алекс наградил ее своей неотразимой улыбкой, она расслабилась и облегченно вздохнула.
— Это не смешно, — проворчала она.
— А мне кажется, как раз наоборот.
Геллхорн уже собиралась снова дружески хлопнуть его по плечу, когда до них донесся глубокий баритон Хемингуэя.
— Марта! — позвал он, направляясь к ним огромными шагами. — Где тебя черти но...
Он замолчал на полуслове, подозрительно оглядывая журналистку. В ее растрепанных волосах застряли сухие былинки, рубашка была застегнута не на ту пуговицу, губы припухли, щеки раскраснелись...
Затем он столь же внимательно оглядел Райли, который ответил ему торжествующей улыбкой; журналисту понадобилось не более двух секунд на догадку, что произошло между этими двумя.
На третью секунду он с кулаками бросился на Алекса, вопя на превосходном кастильском:
— Ах ты, сукин сын!..
8
— Просто не могу поверить... — повторял Мерриман, расхаживая взад-вперед под зеленым навесом, служившим в батальоне Линкольна чем-то вроде штаба, и качая головой.
Перед ним стояли двое, не поднимая глаз от земли, и время от времени виновато вздыхали.
Хемингуэй комкал в руках пропитанный кровью носовой платок. Один рукав у него был порван, разбитые очки сиротливо висели на одной дужке.
У Райли заплыл глаз, а на гимнастерке были оторваны почти все пуговицы.
— Вы хоть понимаете, какой дурной пример подаете? — не унимался майор. — За такое вас следовало бы выгнать вон из лагеря, а вас — посадить под арест!
С этими словами он ткнул пальцем сперва в журналиста, а затем — в лейтенанта.
— Вы не имеете права... — начал Хемингуэй.
— Это я не имею права? — рявкнул Мерриман. — Вышвырнуть вас отсюда? Это мое подразделение, и мне насрать, что вас пригласил сюда генерал Рохо! Да хоть сам президент! Здесь командую я. Вам ясно?
Хемингуэй ничего не ответил, да в этом и не было необходимости.
— Ну а вы... — набросился он на Райли, почти нависая над ним. — Никак не могу поверить, что вы такой дурак! Только сегодня утром я спас вас от ареста, а спустя всего несколько часов вы затеваете драку с этим гребаным Эрнестом Хемингуэем, да ещё и на глазах у всего отряда. У вас есть хоть одна извилина?
— Я должен отвечать на этот вопрос? — спокойно спросил Райли.
— Нет! — снова рявкнул майор. — Не должны! Это риторический вопрос, черт бы вас побрал! И что теперь прикажете с вами делать? Что, скажите на милость?
— Но я...
— Молчать!
— Майор Мерри... — начал Хемингуэй.
— И вы тоже! Заткнитесь оба и убирайтесь с глаз моих долой!
— Как прикажете, — ответил Райли, отдал честь и развернулся кругом.
— Ладно, — пожал плечами Хемингуэй, делая то же самое.
— Стоять! — вновь рявкнул Роберт Мерриман, и оба снова повернулись. — Если хоть кто-нибудь из вас ещё хоть раз посмеет создать мне проблемы... — он снова ткнул в них пальцем, — то, клянусь Богом, я устрою вам такую адскую жизнь, что вы сами будете умолять о расстреле.
Оба снова кивнули и направились к группке неподалеку, с интересом следящей за разносом.
В первых рядах стояли Джек и Геллхорн, обсуждая их печальную участь.
— Что случилось? — бросился к Райли обеспокоенный галисиец.