Ничейный час
Шрифт:
— Нет… я просто Райта.
— Ты сын сильного клана Раштанальтов, и их узлом украшен твой пояс. Ты мой сын.
— Великого Маллена…
Маллен кивнул.
— Так и думай всегда. Ты сын великого Маллена и внук могучего Йирема Раштанальта, которого я убил в честном поединке. У избранного на лбу не написано, что он избранный. Избранным становится тот, кто оказывается в нужном месте, в нужное время и кто сделает все как нужно. Иди, попытай судьбу.
Райта упал на колени и ударил лбом в каменный пол.
— Я слышал тебя, отец. Я сделаю, как ты сказал.
ХОЛМЫ.
Тэриньяльт обернулся, и Диэле вздрогнула — она ощутила его взгляд. Она знала, что Тэриньяльт не видит — то есть, видит не так, как обычные люди и даже маги. Об особом зрении Тэриньяльтов знали все Холмы, только мало кто был тому свидетелем. Диэле чувствовала какое-то еле заметное давление воздуха, чуть ощутимый холодок.
— Ты ведь тоже почуяла, госпожа? — негромко спросил он.
— Да, — кивнула Диэле. — Ты прикажи своим людям отойти. Пусть лучше стоят позади. Там, где еще течет сила короля.
— Отдохнем, — скорее, приказал, чем предложил Тэриньяльт.
Диэле не стала противиться. Идти дальше ей отчаянно не хотелось. Она просто боялась.
Северные подземелья выходили далеко за кольцо Холмов. Когда-то по ним можно было выйти к морским гротам. Старинные песни рассказывали о ночном море, светящихся волнах и странных рыбах, поднимающихся в лунные ночи к поверхности воды. О деве Кеньалле, песней одолевшей сирен и усыпившей морского змея, о золотой ладье Берны, который отправился искать Остров женщин, и теперь вечно скитается в ночи по волнам.
Здесь сохранились лестницы и ниши для отдыха, колодцы, порой старинные лампы, в которых масло почернело и стало вязким. В нескольких пещерах на стенах были выложены мозаичные рисунки, в которые были встроены свеьтильыне камни, а в сталагмитах можно было разглядеть очертания статуй. Провал здесь был далеко, и Бездна не шептала. Это казалось странным, поскольку силы короля она тоже не чувствовала. Здесь была ничейная земля. Диэле порой посещала крамольная мысль, что Провал — нечто живое, охотящееся за людьми. А здесь людей не было. И потому Провалу здесь нечего было делать. И эта пустота была непривычна и пугала хуже любого воя Бездны.
Еще через одну ночь под землей почувствовалось мощное движение воздуха, холодного, влажного. И они поняли, что впереди море.
Широкие ступени спускались вниз, сверху сиял крошечными искрами кристаллов высокий круглый свод. Шума моря они не слышали. Диэле почи бежала вперед, и Тэриньяльт хватал ее за руку, чтобы не убежала в опасную неизвестность и подозрительную тишину. Так, держась за руки, они и вышли к сиянию заледеневшего моря в свете кровавой луны. Льды переливались красным. Лед горбился волнами, словно море замерзло в один миг, в движении. Вода прозрачным языком лежала на смерзшемся песке у входа в высокий грот. Пол его был круглым и вогнутым, словно неглубокая чаша, в которой осадком лежала тень.
У Диэле было четкое ощущение, что это не просто тень. Она была более густой, непроглядной, тяжкой. Диэле подняла взгляд — Тэриньяльт стоял, насторожившись, и глядел незрячими глазами в эту чашу. Лицо его было напряженным. Диэле обошла чашу по краю и вышла из грота. Чаша ощущалась затылком, холдно, тяжело и свербяще.
Диэле помотала головой, стряхивая наваждение, и посмотрела на застывшие волны. Лучше бы она не смотрела. Лед был красным не только снаружи, от света полной луны. Он был красным внутри. Там, где застыли во льду тела людей. Мужчин, женщин, детей. Лед сохранил их последние движения. Выпученные глаза. Разинутые рты. Жуткие раззявленные раны, вокруг которых застыли клубы крови. Прижатые к ледяной корке ладони, словно человек пытался выдавить стекло в окне. Голова ребенка. Девочки. С золотыми волосами, вставшими ореолом вокруг спокойного личика над обрубком — точнее, обрывком шеи. Диэле села на землю. Свернулась клубком. Голова ее мутилась, из носу шла кровь. Ее била дрожь.
— Вставай! Вставай! — услышала она над ухом яростный, страшный голос Тэриньяльта. — Вставай! Оно там, оно идет!
Он слепой. Он не видит…
Или видит? Иначе почему у него такой голос?
Она встала на четвереньки, Тэриньяльт рывком поставил ее на ноги и развернул лицом от моря. Перед ней была чаша, до краев полная мрака.
— Это. Надо. Уничтожить.
Диэле смотрела во мрак. Мрак тянулся в душу, дергал за какие-то тоненькие ниточки.
"Ты слабая. Ты никому не нужна. Науринья не любит тебя, ты же сама знаешь. Вступи в чашу. Прими питье мое, и стань сильной. Ты получишь все. Ты сможешь все. Прекраснейшая, могущественнейшая, владычица Диэле!"
— Помоги мне! — отчаянно крикнул над ней Тэриньяльт.
Диэле словно стекалась внутри своего тела к сердцу. Оставалась одна оболочка. Она собиралась в тяжелое, мрачное, жестокое ядро, только не слушать.
"Науринья меня не любит. Но я его люблю. Я его отчаянно люблю. Я люблю!"
Диэле толкнула вперед тот пылающий тяжелый комок, что образовался в ее сердце, направила туда, где стоял на колене, занеся кинжал над полной тьмы впадиной Арнайя Тэриньяльт. Ровно в тот момент, когда полетели в стороны куски льда и из моря вынырнула серебряная голова морского змея и устремилась на них, Арнайя Тэриньяльт всадил кинжал в дно чаши. Он весь вспыхнул, очерченный синевато-белым светом, подобным молнии, и глаза его были полны молний.
— Здесь власть моего государя, — почти прошипел он сквозь стиснутые, пламенеющие зубы, и молния по кинжалу ушла в землю, выплескивая из нее маслянистую тьму. Змей разинул пасть, огромную, в рост человека, запрокинув голову и крича от боли, пронзительно, скрежещуще. Он бился перед гротом, свиваясь и развиваясь, охваченный молнией, и не мог ворваться внутрь.
Арнайя подхватил Диэле и почти бросил в руки стоявшим позади воинам.
— В подземелья! — крикнул он. — Уходим! Быстро отсюда, не останавливаться!
Они бежали, бежали, бежали, навстречу потоку силы короля, устремившейся в пустоту, оставшуюся после тьмы.
Далеко в Холмах Ринтэ Злой язык сполз с коня, чтобы не упасть, и лег на землю, свернувшись клубком.
— Не трогайте меня, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Сейчас мне только земля поможет…
***
Ринтэ Злоязычный, король Ночи, владыка Холмов, держал путь к Медвежьему холму, к дому своего детства. Объезд давался тяжело. Прежде земля давала ему силы щедро, теперь ему казалось, что она сама ждет от него опоры. А какому герою, какому великану под силу держать землю? Разве что Великое Дерево, что на картинках… Да где оно? В Средоточии он его не видел. Там — Дом. Но Древа нет…