Ничья
Шрифт:
Внутри непередаваемый силы взрыв ярости, едва не обрушившей самоконтроль.
Не превзошел ученик учителя, еще и так ошибся обозначив учителю проблему — эмоциональная тишина. Политика и Рэм вещи неотделимые, он умен, чрезвычайно, за одну реплику превратив мой щит в свое оружие. Потому, взяв себя в руки, упала на сидение обратно, чтобы сорвать с лобового регистратор. Есть ли там двойная съемка или нет — не знала. Но я хорошо знала Маркелова.
— Мои слова все еще в силе. — Сухо обозначила улыбнувшемуся Рэму, разведшему руками, приподнимая брови и напоминающему:
— Как видишь, я не вмешиваюсь в твою жизнь.
— Да. Наблюдаешь.
— Ожидаю, — прохладная ирония в глубоком голосе, ставшая выраженной и приобрётшая презрительный оттенок при последующих его словах, — щенок сам все разрушит, это в его стиле. Потому и прошу тебя быть осторожнее. К утру воскресенья вопрос
Впервые на моей памяти от Рэма прямое оскорбление кому-либо. Щенок.
Это с хуя ли?
Уж не потому, что понял, что не сожрет и не сможет? Ведь бабла у Марина дохрена, потому купить его невозможно; он не из местного террариума, поэтому взять его в тиски тоже сложно, а окружение у него венценосное, борзое, смелое, и завязаны они все друг с другом ментально плотно, ибо не на меркантильной или взаимовыгодной основе, так что и с этой стороны не прижмешь, не дадут они этого сделать. Доказательства я видела, когда снимала Богдана и Амину и обернувшись к ним узрела, на чем они все сходятся и какие у них отношения, почему именно «ты тщательно фильтруешь окружение?/Очень» и «за этим столом чужих быть не может».
Щенок. Разрушающий, потому что это его стиль? Щенок, забивший ведущую руку отсылками к важным людям, которым пожизненно отдает вечную память, и обозначивший чернилами под кожей собственные переломные моменты, которые прошел в этой еще не отжитой жизни, нехило ему перебавшей уже на старте положенными атрибутами от которых он отрекался, потому что вместе с ними его пичкали чужим вектором, чужой волей, приказами, ошейником… Да, Рэму сложно понять отказ от перспектив, сложно понять отказа причину, они очень разные с Маром и дело далеко не в возрасте. Дело в том, что Мар рушил перспективы, впихуемые папашей, потому что они отдалено напоминали рабство, и он добивался признания его как личности, а не вещи/аксессуара/продолжения. Добивался того, чтобы иметь повод выбить на своем предплечье лотос в запутывающей грубой геометрии, имея втюханное престижное образование, продолженное, вероятно, только из-за того, что вовремя плечом о плечо встал русский русый борзый, которого он не просто так называет братом. С которым сидел в обезьяннике пятнадцать суток, к которому приезжал летом в провинцию, чтобы разделить отцовское наказание на бабушкином огороде, которого сразу по первому тревожному звонку от общего обеспокоившегося друга сумел остановить, чтобы сын дипломата не набедокурил, и предварительно пытался смягчить слом в его амурных делах… а у Рэма никогда не было близких друзей, готовых именно за него впрягаться. За самого Рэма, а не за его деньги и перспективы, таких друзей у него никогда не было, потому что он сам ради другого на такое не способен, всё очень просто… Мар, начавший свое дело, чтобы по финишу образования уйти в кардинально другую отрасль, туда, где он независим и никому ничем не обязан… и такого его, эта прогнившая до остовов мразь, органично вписывающаяся в любое дерьмо, только для того чтобы в конце концов возглавить это дерьмо и править им, называет щенком?.. Мара, которому стало заметно плохо при просмотре видео о моем племяннике, ибо что-то подобное им самим пережито, прожито и не прощено, а Рэм после просмотра этого же видео сухо заключил: «очень энергетически затратно и весьма опасно для здоровья, но если Владимиру нравится, что ж…». Рэм Мара, отрекшегося от перспектив, избравшего себя, свою личность и свои интересы, называет щенком, в стиле которого разрушение?.. Да, ведь таким как Маркелов, подобного никогда не понять.
— Спасибо, Рэм, — вежливо улыбнулась на прощание, выходя из машины с почти непреодолимым желанием всадить ему перо под ребро.
***
Ранним вечером воскресенья в лаунж-баре «фо сизонс» было мало посетителей. По стеклянной сводчатой крыше мерно барабанили капли дождя. Помещение разрезала ненавязчивая фоновая музыка и запах свежих цветов. Я, разглядывая позолоченную арфу недалеко от входа, не глядя на придвинутый по столу Улькой телефон, отпила вина, когда госпожа Малицкая, прищурено глядя на меня, осведомилась:
— Диван, ты к этому лапку приложила?
Не смотрела на ее мобильный, уже зная, что там. Пост с извинениями за урон репутации, как оказалось, нанесенный вбросом от источника-завистницы успеху Малицкой. Завистницы. Впрочем, Маркелов неоднократно говорил о женоподобном поведении Глеба, неудивительно, что пост извинений выставили именно с такой формулировкой.
— Через Рэма. — Гоготнув, торжественно подняла бокал в негласном шутливом тосте, на который Кочерыжкина, сидящая
— Погоди, — упредила она, безошибочно точно выказывая мой предположительный заказ подошедшему официанту. Как только он удалился, она, глядя на веселящуюся меня, уточнила, — мне ждать водки, или я смогу пережить сотворенную тобою хуйню до отвертки?
— Не знаю, — честно признала я, подавляя смех. — Пост с извинениями, это еще не все. Чтобы Глеб не надумал дальше постики строчить, ему нашептали, что ты упала на подсос Маркелову, который, мягко говоря, против медийной активности кошака, затрагивающей тебя.
У Кочерыжкиной совершенно по лошадиному вытянулось лицо и абсолютно неэтично отпала челюсть. Выглядела она настолько смешно, что я рассмеялась до слез, а она через секунду громогласно расхохоталась на весь ресторан.
— Он не поверит!.. — с трудом сквозь хохот выдавила она.
— Да у него выхода нет! — ухмыльнулась я, потянувшись через стол, чтобы чокнуться бокалом вина о принесенный ей графин с соком.
— Диван, сто процентов про подсос его мысль была, да? — как только официант удалился, аккуратно убирая выступившие слезы уточнила Малицкая и когда я кивнула, прикрыв глаза, покачала головой, — политгандон во всей красе. Так тонко унизить, что поймут только нужные и ответку ведь не дашь… Надо у этого пидора уроки потребовать, я у него на подсосе, могу себе ни в чем не отказывать, пусть мучается теперь.
Новый взрыв хохота и плевать на недовольные косые взгляды. Когда мы более-менее угомонились, я предупредила:
— Есть один момент, Уль, ты Маркелова сама знаешь. Я, разумеется, сыграла на том, что первым делом при инициируемом мной контакте с ним, он весь такой рассыплется в жестах бескорыстной доброй воли, на то и расчет был… однако, Рэм может вновь начать меня шантажить, мол, я помог твоему близкому человеку, а ты, бессовестная, и подобное… если кратко, я не уверена что вот этот пост, — кивнула в сторону Ульянкиного телефона, — может провисеть долго. Поэтому сейчас тебе нужно по максимуму развернуть ситуацию себе на благо.
Малицкая, смешивая водку с соком в бокале, усмехнулась и многозначительно посмотрела на приподнявшую бровь меня, озадачено уточнившую:
— И даже орать не будешь?
Улька вздохнула, сделав большой глоток самодельной отвертки.
— Ну, хотела… — Признала она, откидываясь на спинку кресла, — только вот незадачка: повернуть ситуацию и я бы тоже самое для тебя сделала. Ход у тебя правильный, только сильно жопу не рви, не такая уж трагедия. Любая шлюха знает, что рано или поздно может вскрыться, чего мне орать-то из-за того, что ты себе на горло наступив к этому пидору пошла и отыграла по максимум разумного в этой ситуации. Так что, диванчик мой, ты самый любимый человек в моей жизни, после мамы.
— Как она отреагировала? — тут же поинтересовалась я, уже зная как. Я звонила заплаканной тете Вале, которую разве что ленивый и одновременно слепой, глухой и не умеющий пользоваться интернетом не упрекнул, что она родила проститутку и не спросил, как так она воспитала дочь, чтобы из нее получилась шлюха. Я звонила маме Ульки вчера и сегодня, старательно отвлекла ее, по возможности развлекла и клятвенно подтверждала Улькино:
— Мне поверила, что все это ложь, пиздеж и провокация, — неловко пробормотала Улька, слегка хмуро глядя в сторону бара. Вздохнула и перевела на меня серьёзный взгляд, — я вот на чем хочу акцентировать твое внимание — реально жопу себе не рви. Если мразиш-Маркелов шантажить начнет, то смело шли его на хуй. Особенно если он намеками посыпет про, мол, даст команду и пост снова зальют, шли его на хуй еще жестче. Договорились? — Она смотрела на меня, а я на нее. Я кивнула лениво улыбнувшись и напомнив одними губами незыблемый общий гимн: «победителей не судят» и еще не успев договорить, что и начала свои предупреждения о том, что пост могут вновь залить, чтобы сказать, что я не исключаю этого исхода, потому что мы обе хорошо знаем Маркелова, но Улька, не стала заострять внимание на ненужном и неважном. Отпив самодельной отвертки в блатном ресте блатного хостела северной столицы, подвела итог, — вообще, все не так уж плохо. Подписоты у меня стало на порядок больше. Начнет хайп стихать, я сама замучу интригу типа работала проституткой или нет.