Нигде

Ситников Юрий

– Зачем мне это надо? – недоумевала она. – На сайт зашла целенаправленно, не отрицаю. Мне было неловко перед Виталием Борисовичем, а в особенности перед вами, когда он представил нас друг другу. Тогда я соврала, я вас не узнала.

Герман ждал её дальнейших откровений, но Анна Марковна умолкла.

– Значит, не вы? – переспросил он с долей сарказма.

– Нет, Герман, не я. – Анна Марковна напряглась, схватила дождевик, нервно скомкала его в руках и резко встала. – Мне пора идти, увидимся. – Она быстро пошла к лестнице,

продолжая на ходу комкать ни в чём не повинный плащ.

– Анна Марковна, вы оставили зонт, – крикнул Герман, нагнав её на площадке второго этажа.

Она поблагодарила и, подобно гончей взявшей след дичи, повела носом. Делала это настолько комично, что пробегавшая мимо Ляля прыснула от смеха.

– Герман, гарью уже не пахнет? – в вопросе Анны Марковны сквозило сомнение.

Он принюхался, мотнул головой.

– Тогда, я меняю курс. – Анна Марковна сбежала вниз по ступенькам, оставив Германа один на один с чувством неудовлетворенного любопытства.

Глава третья

Её зеркальное отражение

Ужин он заказал в номер, поел без особого аппетита, думая о предстоящей работе. Сегодня ночью он начнёт сдвигать с мертвой точки огромный валун, припечатавший его писательский порыв более месяца назад. Главное, начать, написать одно-два предложения, построить пару-тройку абзацев и всё встанет на старые рельсы. Аппетит приходит во время еды.

Аппетит… Сейчас аппетита не было. Герман отодвинул тарелку с остывшим ужином, одним глотком выпил крепкий кофе, подошёл к окну.

По дорожке лениво прохаживалась Вера. Ему захотелось познакомиться.

Реакция Веры была бурной: глаза вспыхнули, щек чуть заметно коснулся румянец, полные губы слегка сжались, затем внезапно раскрылись. Вера протянула Герману руку, помолчала, вновь улыбнулась и похвалила его последний роман, вышедший восемь месяцев назад. А едва первая волна восторга пошла на спад, тихо добавила:

– Дядька говорил о вашем приезде, я ему не поверила. Между нами, он ещё тот фантазер, вечно витает в облачных далях.

– Наверное, это у вас семейное. Развитая фантазия, а? Виталий Борисович рассказывал о вашем увлечении.

– Герман, а слабо перейти на «ты»? – с места в карьер предложила Вера.

Он вспомнил слова Анны Марковны, когда та вкратце охарактеризовала Веру, и в чём-то невольно пришлось с ней согласиться.

– Так что? – спросила Вера. – Мы уже на «ты»?

– Я не против, давай. Твой дядя просил меня помочь, ты в курсе?

Вера улыбнулась улыбкой сытой лисицы.

– В курсе я, в курсе. Слушай, а чего он тебе ещё про меня рассказывал?

– Что ты пишешь? – спросил Герман, проигнорировав вопрос. – Можно прочитать рассказ или повесть?

– Зачем тебе моя писанина? Туфта это все! В гробу я видела писательство. Я ненавижу писать! Меня тошнит от писателей, и становиться одной из них

не собираюсь. На черта мне быть какой-то тёткой с безумной фантазией? Дядька заставляет часами просиживать за компьютером, иногда запирает в комнате на ключ. Я возненавидела писательство!

– Зачем он это делает?

– Зачем?! Вбил себе в голову, что у меня талант, – Вера сипло рассмеялась. – Талант! Хо-хо!

– А дизайнером как ты стала? – усмехнулся Герман.

– Он и про это разболтал? С ним в разведку идти нельзя, заложит при первой возможности. А с тобой я бы туда пошла, – она облизала губы, пристально посмотрела на Германа.

Взгляды пересеклись, и, кажется, оба о чем-то догадались.

– Значит, тебе не нужна моя помощь?

Вера подошла к нему вплотную, он почувствовал запах её духов: немного терпкий, дерзкий с горьковатыми нотами мускуса. Вдыхая его, Герман ощущал подобие невесомости, появилось желание прижать к себе Веру, схватить её за тонкие плечи, с силой притянуть, увидеть в её карих глазах покорность и подчинение. И чтобы она обязательно вскрикнула или застонала – не важно, – безумное желание дотронуться до стоявшей в непосредственной близости девушки, разрывало изнутри. Он не мог совладать с вырывавшимися наружу животными инстинктами, поэтому единственно верным решением было резко отскочить на шаг назад.

Вера не могла не заметить замешательства на его лице, она продолжала улыбаться, и он был готов поклясться, в эту самую минуту Вера читала его мысли. Мысли тревожные, сумбурные, способные при неправильном толковании привести к саморазрушению.

И она снова шагнула навстречу, осторожно коснулась кончиками пальцев его левого плеча, сделала легкий жест – точно убрала с плеча волос или нитку, улыбнулась пухлыми губами и тихо прошептала:

– А ты ничего.

– Нас увидят, – сипло сказал он.

– И что?

– Сама знаешь.

– Не знаю. Хотя…

Повисла пауза. Тяжелая, наэлектролизованная.

– Признайся, ты боишься.

Герман молчал.

– Молчишь?

– Тебя я не боюсь.

– Это вселяет надежду.

Снова пауза. Теперь без напряга, просто тишина, просто молчание.

– Я тебе не верю, – неожиданно для самого себя сказал Герман. Он тонул!

– Зато я тебе верю. А вообще, извини, я неудачно пошутила, – Вера хохотнула, чуть вытянула губы и спокойно произнесла: – Ты не обижайся.

– Забудем.

– Как скажешь, – она отошла к фонтану, отвернулась.

Минуты полторы оба молчали.

– Я понял, в моей помощи ты не нуждаешься, – утвердительно сказал он, глядя на струйку воды.

– И да и нет, – ответила Вера, заметив на крыльце седовласого старика.

Выражение её лица изменилось: если минуту назад она напоминала победительницу, то сейчас смахивала на побежденную. Вера сникла, насторожилась, её порочные глаза заблестели, но то был иной блеск – блеск страха.