Нигде
Шрифт:
– Простите нас за неудобства, – хорошо поставленным голосом произнесла Майя. – Нам следовало быть благоразумнее. Подобного больше не повторится.
– Ну да, – Антон перекатывал во рту жвачку.
Герман пытался сообразить, как он и она умудрились встретиться, полюбить друг друга и создать семью. Он видит их всего пару минут, но этого достаточно, чтобы понять – Антон и Майя два разных полюса. Или любовь действительно творит чудеса? Может быть … А ещё она зла, любовь.
Известие о свадьбе и медовом месяце окончательно обезоружили, Герман пожалел, что отправился призывать соседей к порядку.
Майя сидела в кресле вполоборота, Герман видел только левую часть её лица, а когда девушка повернулась, на правом виске и щеке была кровь. Она пояснила, что поскользнулась в ванной, упала, пошла кровь, но сейчас ей уже лучше.
– У меня всё под контролем, – усмехнулся Антон.
– Ребят, может, нужна помощь? – Герману совсем не понравился вариант со случайным падением в ванной комнате. Он не отрицал, что подобный инцидент мог иметь место, сотни людей падают на мокром скользком кафеле, но спокойные, пожалуй, даже излишне спокойные слова Майи, и слегка нервозная развязная речь Антона, не вызывали доверия.
– Да не-е, – Антон подошёл к жене, сел на подлокотник кресла и его рука легла на плечо Майи. – Если чё, мы с Майкой сами справимся. – Он засмеялся, Майя оставалась серьёзной.
– Спасибо, но помощь нам не требуется, – тоном строгой учительницы отозвалась молодая жена.
Герман собирался спросить, почему Майя, если та действительно упала в ванной, до сих пор не вытерла с лица кровь, но не стал. Решил, что так будет лучше. Во всяком случае, сейчас. Зря он к ним пришел.
На прощание Герман сказал, что ребята могут на него рассчитывать, если вдруг помощь всё-таки понадобится.
– Благодарю! Мы учтем, – сказала Майя.
– Заметано, – чавкал жвачкой Антон.
В номере Герман задумался. Взгляд Майи был не такой уверенный, как голос; говорила она жестковато, в глазах читался испуг. Герман не приглядывался, но в то мгновение, когда девушка посмотрела прямо на него, успел заметить расширенные зрачки и… Мольбу? Страх? Почему она отвела взгляд в сторону? К креслу подошёл Антон, он её обнял, и она вздрогнула. Это не ускользнуло от Германа. И в их номере было прохладно, намного прохладней, чем в его номере и коридоре.
Стук и громкий голос Майи, – вроде она просила Антона крепче сжать ей руку – Герман услышал, устроившись перед ноутбуком.
– Антон! – кричала она.
– Майка! – орал он.
Грохот музыки. Стук. На улице послышался слабый раскат грома. Герман интуитивно прижал ладонь к шее.
***
Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, хлопнула дверь, раздались голоса. Герману показалось, кто-то пришёл к его соседям, и мозг пронзила острая догадка – врачи! К Майе пришли врачи. Он практически не сомневался в правдивости своих предположений, но в этот момент услышал голос Веры. Она что-то крикнула, умолкла и снова открылась дверь.
Герман вышел в коридор, уверенно сделал пару шагов по направлению к номеру молодожёнов и замер. Дверь Майи и Антона была закрыта, Вера находилась в номере напротив.
В конце коридора появился Виталий Борисович, он спешил туда же. В руках управляющий держал полотенце и яркую красно-жёлтую упаковку с ампулами. При виде Германа коротышка зацокал языком:
– Прямо беда с погодой, Герман Валентинович, на улице опять дождь.
– Что случилось, кому-то плохо?
– Не кому-то, а Тамаре, – понизив голос, сообщил управляющий, кивая в сторону приоткрытой двери. – Целыми днями дожди, целыми днями, – продолжая сокрушаться, Виталий Борисович поспешил в номер.
Герман проследовал за ним.
Вера и Анна Марковна суетились возле полулежавшей на диване полной женщины. Ей было лет сорок-сорок пять, излишняя полнота ей шла, и наверняка Тамара не считала избыточный вес своим недостатком. На бледном лице Тамары блуждала лёгкая улыбка, смиренная и печальная, обычно подобная улыбка украшает лица обреченных или сильно разочарованных в жизни людей.
Во взгляде покорность. Как у собаки, которая целый день дожидалась в пустой квартире хозяина. Поздно вечером хозяин вернулся: уставший, вымотанный, злой, со своими запутанными мыслями и неразрешенными проблемами. Ему не до собаки, он её не замечает, ему хочется сытно поесть, выпить горячего чая, сесть на диван, вытянуть ноги и отдохнуть. А собаке хочется другого: её тянет на улицу, туда, куда она стремилась вырваться на протяжении бесконечного дня. И она подходит к хозяину, касается холодным влажным носом его ноги, лижет ладонь, перебирает лапами, тихо поскуливает и во взгляде её покорность. Собачья покорность.
Взгляд Тамары очень напоминал взгляд собаки.
Анна Марковна нажала кнопку автоматического тонометра, знаком показав Тамаре, чтобы та не двигалась и сохраняла тишину. Секунд через тридцать все услышали:
– Силы небесные! Давление повышенное!
– Сколько? – устало поинтересовалась Тамара.
– Сто девяносто на девяносто два. И пульс зашкаливает: сто семнадцать ударов. Тамара, это тахикардия!
– Тахикардия – не так страшно, главное, давление. Моё «рабочее» сто двадцать на семьдесят. Сто девяносто многовато! У меня кружится голова, – толстушка усмехнулась. – Голова болит, заду легче.
– Тамара, оставьте свои поговорки, со здоровьем не шутят.
– Вы правы-правы. Как говорится: здоровому и нездоровое здорово, а нездоровому и здоровое нездорово, – она опять не упустила возможность вспомнить пословицу.
– Тамара Михайловна, не волнуйтесь, – Вера достала шприц, ловко вытащила его из упаковки и обратилась к дяде: – Дай мне одну ампулу.
Виталий Борисович протянул племяннице красно-жёлтую упаковку. Вера сделала Тамаре укол, пообещав, что через полчала давление нормализуется.
– Я посижу с вами, – заверила Тамару Анна Марковна. – Потом измерим давление ещё раз. Герман, и вы здесь? Я вас не заметила. – Анна Марковна кокетливо поправила челку и быстро коснулась до ворота бежевого халата.
Он обратил внимание, что даже сейчас, ночью, на лице Анны Марковны был мастерски наложен макияж. Похоже, она вообще его никогда не смывает, должно быть, испытывает огромный комплекс по поводу возраста.
Тамара проследила за взглядом Анны Марковны, увидела Германа, прищурила глаза. Виталий Борисович представил их друг другу, а Вера тихо, но твёрдо напомнила всем, что сейчас не самое подходящее место и время для бесед.