Нигде
Шрифт:
В ванной комнате, куда он прошел, нехотя встав с кровати, витал аромат её духов. Герман закрыл глаза и, улыбаясь, представил Эмму. Короткими яркими вспышками перед глазами пронеслась ночь любви.
Он принял душ, вышел из номера и поспешил спуститься вниз, не посчитав нужным заскочить хотя бы на минуту к себе.
В ресторане, беглым взглядом осмотрев присутствующих, – Эммы среди них не было – он заметил, хотя, правильней будет сказать, его заметила Тамара. Она распрямила плечи и позвала Германа за свой столик. Пришлось подойти.
– Как ваше самочувствие? –
– Хорошо птичке в золотой клетке, а того лучше на зеленой ветке. Жаль, что я не та птичка, хотя чувствую себя действительно лучше. Вчера, как и обещала Верочка, после укола давление нормализовалось. Сегодня ночью снова подскочило, но не сильно. Сегодня мне помог мой старичок. Да вы садитесь, садитесь. Давайте вместе поедим.
– Я не голоден. О каком старичке вы говорите?
Тамара улыбнулась и достала из кармана зелёную фигурку старца; по размерам не больше спичечного коробка. Она аккуратно поставила её на стол и с благоговейным трепетом сообщила:
– Старик, да лучше семерых молодых. Оберегает от несчастий, с ним я спокойна за свою жизнь. Божество сделано из жадеита. Знаете, есть такой камень, обладает мощнейшей энергетикой, из него делают сильнейшие амулеты. Не расстаюсь с ним восемнадцать лет, всегда ношу при себе, а иногда, – Тамара понизила голос до шепота, – даже разговариваю со старичком. Дурость, да? Но я привыкла. Кстати, вы верите в гороскопы?
– Скорее нет, чем да.
– Зря. Вы их недооцениваете. Если хотите, я составлю вам личный гороскоп.
– Ваше хобби?
– Скорее работа, – хохотнула Тамара. – Работай – сыт будешь; молись – спасешься; терпи – взмилуются. Какой у вас знак зодиака?
– Лев.
– Ваш камень – янтарь, – безапелляционно заявила Тамара.
– А мне говорили, гранат или топаз.
– Нет-нет! Болтовня и красна и пестра, да пуста. Ваш камень янтарь, запомните это. Как и у Анны Марковны. Сегодня ночью она мне много про вас рассказывала, я даже представить не могла, что в усадьбе остановился знаменитый писатель.
Опять Анна Марковна. Теперь понятно, почему Тамара обрадовалась его появлению и приветствовала как лучшего друга, не обошлось без Анны Марковны. Интересно, что она ей наговорила… И где всё-таки Эмма?
– Вы кого-то ищите? – Тамара осмотрелась по сторонам.
– Нет… Хотя, да, ищу… Тамара, извините, мне надо идти.
– Хорошо, – она мило улыбнулась. – Раз надо, идите. Но мы ведь ещё увидимся, правда?
– Непременно, – пообещал он, направляясь к выходу.
– А её здесь нет, – неожиданно сказала Тамара.
– Кого?
– Что? – она округлила глаза и посмотрела на Германа.
– Вы сказали, её здесь нет, кого вы имели в виду?
– Я так сказала? Даже не заметила, наверное, мысли вслух. Бывает. Слово выпустишь, так и крюком не втащишь.
Когда Герман был в дверях, Тамара крикнула:
– Я передам от вас привет Анне Марковне.
Мысли были заняты Эммой, он даже забыл позвонить Лорке и поинтересоваться домашними делами. Забыл о
Она сама нашла его, бесшумно подошла сзади, когда Герман стоял у фонтана, положила теплые ладони ему на плечи. Её жаркое дыхание обжигало шею. Не смея отказаться от безудержного порыва, на несколько мгновений она яростно прижалась к телу любовника. Потом так же быстро отстранилась, спешно обернулась, чтобы удостовериться, не стал ли кто-нибудь из постояльцев усадьбы свидетелем сцены нежности. Вблизи не было ни души, за исключением мохнатого щенка с коротким хвостом и длинными ушами, который косолапой походкой топал в их сторону.
– Где ты была? – спросил Герман, отметив, что при свете дня лицо Эммы еще выразительней. Янтарные глаза сильнее приковывают взгляд, волосы «горят» подобно факелу, а полные губы распахнуты в ожидании поцелуя.
– Привет, – отозвалась она, коснувшись золотой серёжки. – Я скучала.
– Я тоже, – стараясь держать себя в руках, чтобы не наброситься на неё прямо здесь, на глазах лохматого забавного щенка, сипло ответил он. – Где ты была?
– Гуляла, – её ответ не показался ему правдивым, она лукавила и даже не пыталась этого скрыть. – Не хотела тебя будить, тебе необходимо было выспаться.
Они стояли рядом, и он вдруг подумал, что если связь с этой женщиной не прервать сиюминутно – он погибнет. Погрязнет в пучине, откуда потом будет трудно выбраться. Эмма его погубит. Их связь его погубит, это не просто мимолетная интрижка на стороне, не кратковременная связь на вольных хлебах, нет, всё гораздо сложнее. Эмма появилась в его жизни для подведения определённых итогов, она ворвалась в житие-бытие писателя Славского в тот самый момент, когда он начал ощущать груз прожитых лет.
Ему почти сорок – возраст серьёзный для мужчины. Пора подводить черту, пора, как говорится, собирать камни, или хотя бы зрительно осмотреть «поле боя» и увидеть, где эти самые камни разбросаны. В сорок лет жизнь только начинается. Во всяком случае, в сорок жизнь не должна заканчиваться. Но! Сорок не двадцать, и даже не тридцать, в голове помимо ветра и свободы накопилось достаточно опыта и умных мыслей, вот эти умные мысли и не давали последнее время покоя Герману.
Он не ощущал себя старым, просто перестал ощущать себя молодым. Ушло куда-то чувство лёгкости, беззаботности, прежде чем совершить поступок, он обдумывал его не семь, а сто семь раз. Тщательнейшим образом взвешивал все «за» и «против», анализировал, и как ему самому казалось, делал всё правильно. Именно так и должен вести себя взрослый самодостаточный человек: поступать мудро, не допускать ошибок или, по крайней мере, свести их к минимуму.
И это напрягало. Раньше он был более «подвижен», ему казалось, он идёт в ногу со временем, и оно, время, никоим образом на нем не отыгралось. Выходит, отыгралось. Ему почти сорок, он известный писатель, преданный – до недавних пор – муж, любящий отец, человек узнаваемый и, очевидно, по-своему счастливый. Не хватало одного – уверенности в своём счастье.