НИИ ядерной магии. Том 2
Шрифт:
– Болиголов? – переспросил Батя Каракулин, сверля мужчину глазами. – Он у нас не растёт же особо. С укропом не перепутал, пацан?
– Нет, не перепутал.
Красибор отвечал спокойно, стоял в расслабленной позе и всем видом давал понять, что старик-кузнец его не пугал. Но Фима видела, как он, спрятав руку в большом переднем кармане толстовки, крутит на пальце серебристое колечко «спаси и сохрани». Спереди, однако, заметить это было невозможно, и Батя Каракулин действительно не заметил.
– Ну так высуши и продавай народу, чего ты? Им же рак лечат.
– Я пас, – Красибор чуть
– Ну, как знаешь, как знаешь, – недовольно пробормотал Батя Каракулин и вновь отвернулся к полкам.
– Может, у вас есть кто-то на примете?
– Цыц! – кузнец обернулся только чтобы бросить на Красибор яростный взгляд и, убедившись, что это возымело успех, вновь повернулся к полкам.
Коса его вильнула, и Красибор мог поклясться, что движения её были не совсем такими, какими должны были быть при этом движении. Его подозрения подтвердились, когда, спустя полминуты, она вновь шелохнулась, хотя её обладатель стоял на месте, перебирая железные приспособления в глубине стеллажа. Красибор наклонился к Фиме и шепнул той на ухо:
– А его коса, она?..
Мужчина не успел договорить, поскольку его прервало громогласное «А! Вот оно!». Батя Каракулин торжественно поднял над головой чёрный куб и, довольный, подошёл к посетителям. Фима успела кивнуть Красибору, подтвердив его догадки. Она понадеялась, что ему хватит сообразительности не спрашивать об этом самого Батю Каракулина. Не то он не только расскажет, но и покажет, на что способна его красивая белоснежная коса.
– Пойдёт вам такой короб?
Красибор принял куб. Руки его чуть опустились, не ожидая такой тяжести. Казалось, что куб был сплошной, но нет – Красибор поддел пальцем крышку, и та легко отошла в сторону. Длинна его рёбер была сантиметров тридцать пять, и Красибор обхватил его обеими руками, чтобы удобнее было держать. Не ускользнуло от его внимания и то, с какой лёгкостью Батя Каракулин держал свою находку – будто короб был сделан из картона, а не чугуна.
– Идеально, спасибо вам огромное! – воскликнула Фима и захлопала в ладоши. – На нём стоит закрывашка?
– Да, используй классическое «омженный», само заклинание я к нему уже прилепил давно.
– Потрясающе, спасибо, Батя Каракулин!
– Пожалуйста, кошка Арифметика, – мужчина улыбнулся, и вмиг лицо его стало добрее. – Смотри осторожнее только будь, сама знаешь, ежи эти – прожорливые твари. Да ещё и дохнут как мухи.
– Ну вот в чугуне не должны, – Фима вернула ему улыбку. – Мы побежим, хорошо? Скоро стемнеет уже, а нам ещё лодку искать.
– Конечно, конечно, милая, – закивал Батя Каракулин. – Ты заглядывай к нам почаще, а? Артёмка по тебе всё сохнет, чтоб ты знала.
– Ну, посмотрим, – она виновато как-то пожала плечами и развела руки в стороны. – Много работы, милый Батя Каракулин. Но я запомню ваше приглашение.
– Уж запомни, хитрая кошка, – ухмыльнулся он и перевёл взгляд на Красибора. Лицо его вмиг стало серьёзным и суровым. – Фимочка, а подожди друга своего на крылечке, пожалуйста. Я хочу парой слов с ним перекинуться. По-мужски, так сказать. Если он, конечно, не против?
Красибор поспешно кивнул, хотя в горле у него разом пересохло. В качестве подтверждения серьёзности своих намерений, он опустил чугунный куб на пол, как бы говоря: «Это не потому что он тяжеленный, зараза, а потому что я не собираюсь никуда уходить, пока мы не договорили».
– Батя Каракулин, вы же ничего ему не сделаете? – насторожилась Фима.
– Целёхонького тебе верну, не боись, – отмахнулся мужчина и открыл дверь кузни, недвусмысленно намекая Фиме, что ей пора идти.
Девушка вздохнула и потянула Красибора за ворот толстовки, чтобы тот чуть наклонился.
– Не лезь на рожон, – попросила она в полголоса.
– Не буду.
– Тогда жду тебя снаружи, – она ободряюще улыбнулась и всё же вышла за порог.
Фима вздрогнула, когда дверь за её спиной с громким стуком закрылась. Девушка тут же прильнула к ней ухом, надеясь услышать хоть что-то, но толстая дверь оставила её ни с чем, поглотив все звуки изнутри. Девушка подбежала к одному из огромных окон, но не успела заглянуть внутрь, когда сами по себе ставни снова захлопнулись, едва не задев её. Фима вернулась к крыльцу и принялась нахаживать круги на пятачке перед кузней.
Тем временем Красибор стискивал зубы и призывал всё своё самообладание, чтобы сохранять спокойствие. Когда ставни хлопнули, сожрав солнечный свет, он всё же вздрогнул, но хотя бы смог не отвести взгляда от кузнеца. Тут же вспыхнул огонь в одной из жаровен, освещая помещение. В оранжево-красных всполохах кузнец выглядел древним богом со старых фресок. В нём сочетались сила и мудрость, нажитая годами.
– Ты кто такой, пацан? – строго спросил Батя Каракулин.
– Меня зовут Красибор, – начал тот, не уверенный, какого именно ответа ждёт от него кузнец.
– А фамилия?
– Бологов.
Батя Каракулин сощурил глаза, будто хотел разглядеть мужчину получше.
– Знавал я одних Бологовых, – прошипел он. – И те крышей поехали, а сына у них не было вроде как.
– Однофамильцы, значит.
– Да нет, не думаю, – кузнец подошёл ближе, и в это время вторая жаровня разрослась пламенем. – Уж очень вы похожи. Глаза особенно, их узнаю. Как зовут родителей твоих, парень?
– Бажен и Милица.
Красибор отвечал коротко и по делу, старался держаться стойко и контролировать эмоции. Чугунный короб в ногах напоминал о том, насколько Батя Каракулин был сильным, и что лучше на него не нарываться.
– Стало быть, разродились-таки они, надо же, – протянул кузнец, не скрывая удивления.
– А не должны были?
– Нет, – он помотал головой. – Не должны. Но ты вон какой, надо же. Слабый только, как котёнок.
На это Красибор ничего не ответил – ему нечем было возразить или оспорить. Батя Каракулин говорил как есть. Вдруг вспыхнула третья жаровня, окончательно заливая ярким светом всю кузню, и в этом оранжевом свечении метнулась в воздухе белоснежная коса. Красибор не успел даже удивиться, как она уже обвилась вокруг его шеи и потянула вверх. Горло сдавило так, что захрустели позвонки, а поток воздуха прекратился мгновенно. Когда ноги Красибора оторвались от земли, в глазах уже темнело, и его попытки зацепиться за гладкие пряди были совершенно тщетными.