Ник Азазель
Шрифт:
— Ты говорил, что тебе надо тело? — спросил он.
Улыбка скривила углы рта Томаса Реддла. Он продолжал смотреть на Гарри, лениво крутя палочку.
— В принципе, не помешало бы. Иметь тело лучше, чем его не иметь.
— Если я предоставлю тебе тело, ты оживишь меня? — спросил Реддл.
— Послушай, — произнёс Поттер. Под тяжестью Джинни у него сводило руки, — надо скорее уходить отсюда! Появится василиск, и тогда…
— Он не появится, если не позвать, — равнодушно бросил Реддл. Затем он вновь посмотрел на меня. — Так что, Азазель?
—
Гарри опустил Джинни на пол, не в силах больше держать ее. Он с непониманием смотрел на нас.
— Объясните, что происходит?! — воскликнул он. — И пожалуйста, Том, верни мне волшебную палочку. Она может скоро понадобиться.
Улыбка на лице Реддла стала шире.
— Она тебе больше не понадобится, — произнёс он.
— Почему не понадобится? — с глупым видом спросил Поттер.
У Реддла едва заметно раздулись ноздри, что довольно странно для духа.
— Ой, как я ненавижу эти пафосные речи. Реддл, кончай тянуть резину, скоро директор не выдержит и решит сам заглянуть, чтобы выяснить, что за ерунда тут происходит. Что-то я не вижу у тебя Хроноворота, чтобы отмотать время вспять.
— Хорошо, — сказал Реддл, направляя палочку на Поттера. — Авада Кедавра.
Зелёный луч вылетел из палочки и ударил в грудь стоящему, словно истукан, Гарри Поттеру. Мальчик тут же рухнул на пол, не подавая признаков жизни.
— Тебе надо подлететь ближе к телу, — сказал мне Реддл.
Я выполнил его просьбу и завис над телом национального героя. Не знаю, почему я ни капельки не переживал о смерти ребёнка. Видимо то ли то, что я чувствовал, будто нахожусь во сне или играю роль в спектакле, то ли то, что я мёртв и не имею тела, а без гормонов ощущать что-то вроде сострадания довольно сложно. Но жить я хотел, и в настоящий момент было плевать, каким образом оживу.
— Плоть и дух, воссоединитесь, — произнёс Реддл, выписывая палочкой в воздухе круг.
— Плоть и дух, воссоединитесь, — повторил он, вписывая в круг треугольник.
— Плоть и дух, воссоединитесь, — в третий раз повторил Том, рассекая воздух палочкой, словно разделяя треугольник на две части.
После этого из палочки вырвался зелёный луч, сильно похожий на тот, что убил Поттера, но только он выполнял иную функцию. Луч попал в меня, после чего мой дух засосало в тело Поттера.
Видимо душа хозяина осталась в теле, но каким-то образом была повреждена. Я почувствовал, словно наши души спаиваются вместе. В моё сознание потекла информация о почти тринадцати годах мальчика по имени Гарри Поттер, в его же сознания потекла информация из головы тридцатилетнего парня по имени Иван. В итоге наши знания перемешались и слились воедино, но из-за того, что я намного опытней, моё сознание стало доминирующим. Но я чувствовал себя именно Гарри Поттером, а не Иваном под ником Азазель. А вот крестража в теле не ощущалось, видимо как раз его своей Авадой Реддл и уничтожил.
Глаза я уже открыл в человеческом теле, точнее в теле Гарри Поттера.
— Хорошее заклинание, Том. Так легко воплощаться мне ещё не приходилось. Ну что, махнёмся местами?
— Азазель? — спросил Реддл.
— Что, нимб с крыльями так и не появились?
Том помотал головой в стороны.
— Так печально, что хоть Хапсиэля призывай, — грустно произнёс я.
— Кто такой Хапсиэль? — с интересом спросил Том.
— Тебе лучше не знать… Хотя, лучше всё же знать, кого призывать не стоит. Хапсиэль — это ангел любви.
— И что же в этом такого опасного в ангеле любви? — спросил Том.
— О! Это хорошо, что ты спросил. Он архангел, а ещё гей-мазохист двухметрового роста с гипертрофированной мускулатурой. Волшебной ангельской силищи у него не просто много, а запредельно много. Хапсиэльчик обожает, когда колдуны его прикладывают боевыми заклинаниями. И чем мощнее чары, тем сильнее он распаляется, и ведь ничто не берёт гада. Потом он «дарит любовь» всем окружающим, причём насильно… Ну, ты понимаешь, о чём я?
— Он что, насилует магов? — испуганно спросил Реддл.
— Во-во! Если не любишь жестокие игры, после которых надо заживлять задницу, то лучше этого ангела на вечеринки не зови.
— Дамблдору бы такого подослать, — мечтательно произнёс Реддл. — Но боюсь, ему как раз может понравиться «сила любви».
— Это ты правильно думаешь. Так ты вселяться будешь?
— В кого? — спросил Реддл, после чего кинул испуганный взгляд на Джинни. — Я девкой не буду!
— Какой ты привередливый! Лучше быть девушкой, но живой, чем куском души, но в дневнике.
— Ты что, не можешь оживить меня нормально? — спросил Реддл.
— Так не интересно. Это же будет читерство.
— Чите… Что? — Реддл не понял о чём идёт речь.
— У бессмертных есть одна проблема — скука. И они постоянно придумывают, как с ней бороться. Одним из развлечений является наблюдение за смертными, но это быстро надоедает. Так что многие отзываются на вот такие призывы, чтобы вселиться в смертное тело и прожить жизнь эльфа, гнома или человека. Только если бессмертный использует божественные и демонические силы, то такая игра быстро надоедает, ведь он будет сильнее смертных. Это и называется читерство. Самым шиком считается игра на высшем уровне сложности, то есть использование тех способностей, которые были у тела, в которое заселяешь. Например, прожить жизнь обычного магла, ну или в данном случае волшебника.
— То есть ты не будешь использовать свои силы для моего оживления? — с грустью спросил Реддл.
— Ага. Но я могу использовать то заклинание, которое ты недавно применил ко мне.
— А говорил, что я сумасшедший, — тихо пробурчал Реддл. — Эти высшие сущности все на голову двинутые. Как можно жить, как обычный магл?
— Это весело, Том. Ты просто ещё не пробовал. Вот стукнет тебе лет этак тысячу, сам захочешь попробовать.
— А стукнет ли? — спросил Реддл.
— А ты подальше от сумасшедшей души-основы держись и парочку крестражей перепрячь как можно лучше. Но главное, тебе надо залечь на дно и не лезть в политику. Так глядишь, останешься более вменяемым. А если бороться за власть, то понятное дело, что и до сотни лет не доживёшь, конкурентов много, даже бога могут убить, если толпой навалятся. Что уж говорить о некроманте-самоучке.