Ник Ботаник
Шрифт:
– Я сейчас! – сообщил одноклассник, выходя на площадку и закрывая за собой дверь. – Я быстро! Никуда не уходи!
Да уж, уйдешь тут. Я повернул ключ в замке и поплелся в ванную, покосившись на застывшую скульптурную группу и пытаясь привести скачущие мысли хотя бы в относительный порядок. Глаза чесались изнутри неимоверно. Что это сейчас снова произошло?
Из зеркала на меня посмотрела образина добровольца, по дурости своей согласившегося стать на время тренировки грушей Майка Тайсона. По крайней мере, она бы так
Слава богу, хотя бы щеку шить не надо. Глубокая ссадина, и все. Морщась, обработал ее перекисью водорода, представив, как будет выглядеть шрам.
Да уж… Не очень героично. Слишком широкий. Без такого истинно мужского украшения, я бы уж как-нибудь обошелся. Да ладно, не было бы чего похуже. Как там Сыч сказал про кормушку для червяков? И что же он, сволочь, мне в голову подсадил?
Скула болела терпимо, хуже дело обстояло с заплывшим глазом. Очень болел. И отек на пол лица пошел. Лоб тоже вздулся подушкой будущей гематомы. Не физиономия, а зомби-апокалипсис какой-то.
Отбитые внутренности тянуло, изредка подергивая. Даже идти не очень получалось, только скрючившись. Тварь уголовная! Ни за что, ни про что! Надо было бросить его там, чтобы кровью истек, урод! Но что-то мне подсказывало, – не смог бы я так поступить. Не то воспитание. И характер не тот. Зря, наверное…
Тренькнул звонок на входе. Я поплелся открывать, снова с изумлением покосившись на окаменевших бандитов. Повернул ключ и, не глядя, – я был уверен, что там Макс, толкнул дверь и почапал назад.
– Вот это сюрреализм! – прозвучал за спиной удивленный голос Виктора Васильевича. – Извиняюсь, а кто автор композиции?
Я обернулся ошеломленный, – надо же так попасть впросак! Твою ж кочерыжку! Только свидетелей нам еще и не хватало! Тля!
– Нифига себе! – воскликнул нежданный гость, закрывая дверь и протискиваясь мимо задеревеневшей парочки. – Да это же капитан Бублиев! Он же Кроманьонец, он же «Три по двести, под сиськи в тесте!» Большой почитатель Саши Лаэртского, насколько я знаю. Не слышал про такого? А второй – господин Сыч, живой и здоровый… Это они тебя так?
Он указал на мою расплывшуюся физиономию. Я молча кивнул.
– А, за что, если не секрет? – поинтересовался он. – Валерьянка есть?
– Зачем? – не понял я.
– Морду лица намазать! Проверенное боксерское средство от отеков и синяков! – пояснил он.
– Не-е! Не держу такого, – с сожалением признался я, одновременно удивляясь его странной сдержанной реакции на увиденное. Вроде как, он не нечто необъяснимое наблюдает в виде двух застывших тел, а действительно гипсовые копии созерцает с видом истинного ценителя и потому, совершенно не парится по поводу степени их живости.
Или он уже видел нечто подобное?
– Жаль! – констатировал отставник. – Вижу, ты уже обработал перекисью?
Я снова молча кивнул, ожидая продолжения.
– Вот и молодец! – похвалил он меня, без спроса заглядывая в зал и направляясь в спальню. – А где остальные участники марлезонского балета? Или я ошибся, и ты сотворил это с ними сам? Как? Специальные точки? Боевая акупунктура?
– Не пойму, о чем Вы? – пожал плечами я, ощущая накатывающую слабость.
Он недоверчиво улыбнулся и заглянул мне в глаза.
– Ваня – Ваня! Я же спрашивал тебя! И что ты мне сказал? Зачем было врать? Сейчас бы не стоял пчеловодом – любителем, – рожа пухнет, меда нет!
– Нечего мне тогда было сказать! – признался я, понимая, что Васильевич про все это безобразие знает намного больше меня. – Словесный понос Макса я не запомнил! Знаю только, – он названия каких-то цветов произнес! И все! Сыча клемануло. А потом он пропадать начал было, да не пропал, обратно стал таким, как был!
– И ты вызвал скорую? – не удивился моим откровениям Виктор Васильевич. – Цветов?
– Цветов, – подтвердил я. – Желтый или зеленый…
– А-а! – понятливо протянул он. – А я уж было подумал, ромашки – лютики какие. Ясно! Что еще?
– А что еще? – развел руками я. – Вроде бы, все! Сыч упал лицом в стол, кровь сердечком натекла…
– Как ты говоришь? – хмыкнул он. – Сердечком?
– Сердечком! – подтвердил я, недоумевая. Какая нафиг разница, – сердечком или, скажем солнышком?
– Сердечком… – задумался странный, не в меру осведомленный в реалиях непонятных для меня событий отставной военный. И военный ли? Очень я в этом теперь сомневаюсь! – Интересно…
Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом и предложил:
– Знаешь, что? А давай-ка, пока твои друзья будут репу чесать и думать, что вам с Сычом и его шестеркой делать, я тебя осмотрю, и мы чайку попьем? В кровать до их прихода ты все равно не ляжешь, как бы ни хотелось. А? Я так думаю, – мы успеем…
Я уже устал удивляться и поэтому просто показал ему на дверь кухни, предлагая пройти первым.
– Как мне завтра с таким-то лицом на работу идти? – посетовал я, когда он закончил со щекой и смазывал мне лоб жидкостью из плоской бутылочки, которую достал из небольшой сумочки для документов, висящей на ремешке через плечо.
– На рабо-оту, на раа-бооту… – тихо пропел Виктор Васильевич, заканчивая процедуру. Задумчивость прочно вцепилась в него. – Есть два варианта: пойти на работу и не идти на работу…
Он осторожно покрутил моей головой еще с полминуты, осматривая со всех сторон, и предложил:
– Почему бы тебе не взять больничный? Я тебе подскажу к кому подойти в поликлинике.
– Там не захотят! Забоятся! Скажут только через травмпункт! – поставил я его в известность. Хотя, может быть, в ведомственных поликлиниках все по-другому? – А те полиции сообщат, а я не хочу. После того как ввели эту дурацкую электронную базу…