Шрифт:
От автора.
Эта книга – не продолжение цикла "Шесть байт творения", а всего лишь еще один взгляд постороннего наблюдателя на события до и во время "Исхода". Хотя Вам и встретятся некоторые знакомые персонажи:)
Приятного чтения!
С уважением, А.В.
I
Кампания доминошных завсегдатаев, привычно расположившаяся за столом, отгороженным от двора жидкими зарослями сирени в его конце, наблюдала, как Миша вышел из подъезда и, бормоча что-то себе под нос, направился в нашу сторону. И это была первая странность наступающего вечера. Обычно паренек старался не пересекаться с нами по своей инициативе.
И если у Миши не получалось незаметно пройти мимо, то – голова в плечи, и на полусогнутых тихонько – легонько, вдоль кустиков, и за гаражи. Лишь бы лишний раз не привлекать внимания Кучерявого и остального народа за столиком, где мы изредка с мужиками послеобеденной дреме летних воскресений пивасиком под домино и разговорами покоя не даем.
Сегодня же, он подошел прямо к столу и тихо поздоровался в никуда, вроде, как и не с нами, и встал за спиной Сыча, рассеянно мазнув по узору костяшек домино на столе. Постоял с десяток секунд, озабоченно покрутив головой, будто не понимая, отчего он здесь, и пошел себе спокойно дальше, задумчиво глядя под ноги, пока не скрылся в гаражах, так и не удостоив никого из нас, в том числе и потерявшего дар речи Кучерявого, даже мимолетным взглядом.
Опомнившись, тот прокричал ему вслед нечто обидно – бестолковое. Впрочем, как всегда. Привык он хлюпика прессовать безнаказанно, злость срывая по поводу и без. И ржать радостно, когда тот, сжавшись еще больше, быстро – быстро семенил прочь, подальше от нашей компашки. Однако в этот раз, Миша и не слышал Кучерявого, походу.
Тот сорвался, было, ему вдогонку, – накостылять слегонца по шее обнаглевшему задохлику за такую невнимательность и пренебрежение к уважаемым людям, только Сыч его за руку придержал:
– Куда?! Кости положь на стол, а потом вали куда хочешь! Разогнался он! Ты и в прошлый раз точно так же «лысого» замылил!
– Да не брал я твоего «лысого», Петрович! – возмутился Кучерявый, тем не менее, возвращаясь к столу и с громким стуком впечатывая пустого «дупля» в столешницу. – Двести лет надо! Из-за какой-то дурацкой доминошки с нормальными мужиками гавкаться! Задумался я просто! Ну, хоть Вы ему скажите, дядя Витя!
Виктор Васильевич, – это еще один, изредка присоединявшийся к нашим доминошным баталиям сосед. Интеллигентного вида, с легким румянцем на щеках, военный отставник, лет слегка под шестьдесят. Где и кем он служил до пенсии, мы не знали. Сыч интересовался как-то пару раз, но тот незаметно, с шутками – прибаутками уводил разговор в сторону.
– Не надо! – подтвердил он, с сожалением скинув кости на стол рубашками вверх, понимая, что игры уже не будет. – Только – только поперло, а вы…
– Брал – не брал… – протянул Сыч, почесав синей от наколок пятерней в затылке, все еще рассматривая камни в ладони и раздумывая, чем в ответку Кучерявому сходить, да не стал, тоже сбросил кости сплюнув на землю. – А «лысого» – то, после твоего ухода почему-то и не стало! Весь набор пришлось новый покупать! А я тебе, дорогой, че? Рокфеллер? Ты же и тогда, в крайний раз, прихватил его с собой и смылся!
– Петрович, ты же сам слышал! Светка орала как потерпевшая! – попытался оправдаться Кучерявый, награжденный именно Сычом прилипшей к нему кличкой, характеризующей обрюзгшего молодого парня с точностью до наоборот. Тот на все сто и даже больше, соответствовал названию кости, в присваивании которой его заподозрили. В солнечный день ему удавалось даже зайчиков пускать в окна соседей. Чем он и гордился под настроение.
– Слышь, Кучерявый! А не врут, шо твой пацан в больнице уже почти месяц лежит? – поинтересовался небритый и нечесаный тип в линялой футболке. По крайней мере, я бы именно так его и охарактеризовал, не будь он моим товарищем со школьной скамьи. Правда, мы с ним после школы особо не общались, – так, во дворе по воскресеньям козла забить, и все, – у каждого своя жизнь.
Вообще-то он парень неплохой, просто у него период сейчас такой, сложный. Впрочем, как и всегда.
Начать хотя бы с того, что перевелся он в нашу школу после того как в пятом классе стал сиротой, и его к себе забрала бабушка. Не вредная и улыбчивая, и еще совсем не старая женщина. Что там произошло с его родителями, он никогда не рассказывал, а мы не лезли с расспросами. Не принято это у нас, пацанов. Все, что от тех осталось в наследство Максу – квартира в столице, куда он и подался после школы за лучшей жизнью.
Лет этак через пять, я к тому времени уже неплохим автослесарем числился, он вернулся. С притаившимися в глазах тоской и ненавистью, изредка выплескивавшейся из их карей глубины. Поселился в квартире бабули, умершей с полгода назад от какой-то сердечно – сосудистой болезни, и не видно его было, и не слышно. Будто прятался от кого-то. Примерно год. Хотя, бывало исчезал куда-то на пару – тройку дней. Я поначалу обиделся, решил, – зазнался товарищ, столичного смога надышавшись, но нет.
Он, с тщательно скрываемой под бравадой безысходностью, поведал мне как-то за случайной рюмкой чая по старой дружбе, что в столице поначалу очень даже неплохо устроился. Пошел в коллекторы, в какую-то контору, крышуемую известным криминальным авторитетом – бабки из должников выколачивать за процент. Очень хороший процент.
И вскоре не жизнь настала для него, а сказка. Квартира своя была, от родителей осталась, трехкомнатная, почти в центре. Машину хорошую купил, в шмотки модные приоделся, и все изменилось: пацаны зауважали, а знакомые девочки-недотроги, вдруг стали ласковыми и безотказными…
Но однажды в один не очень счастливый день, почему-то все пошло наперекосяк. По-видимому, не на той значимости фигуру нарвались ребятишки, вытряхивая бабки с применением стандартных методов принуждения. И понеслось: авторитета, под которым он ходил, взорвали в машине, вместе с семьей. Контору их вымогательскую спалили дотла. А Макс сам едва ноги унес.
И фамилия у него теперь другая, – бывшей жены. Которая, когда неприятности Макса только – только начались, бросила его, и не долго раздумывая уехала в Германию к своему первому хахалю, – Урму Вайсману. Юрке Белову, если по-нашему. Когда-то они вместе закончили пединститут. Любовь-морковь, то-се. А потом оказалось, что Урм тот, какой-то наследственный барон, чуть ли не с примесью крови нибелунгов в жилах. Ускакал он, короче, за наследством, о любимой позабыв. А потом пообжился, приобрел собственную немаленькую логистическую компанию и устойчивое отвращение к немкам. Теперь где-то в районе Касселя живет – холостякует, вот о первой любви-то и вспомнил.