Ника, Эрн и осколки кружев
Шрифт:
Тюрьма схлопнулась, как карточный домик, обрушилась в недра земли и оставила после себя зияющий чёрный провал. Из этого провала сначала робко, а затем уже увереннее выплеснулась сырая магия, подхватила Монику и закружила в вихре, резко опустила на землю и устремилась к остаткам армии. Ника словно сквозь пелену наблюдала, как появляются всё новые и новые трещины, как в них затягивает людей без разбора, как мечутся оставшиеся в живых безмолвные исполнители, стражники, маги и перевёртыши.
— Останови это! — прокричала Инес, пытаясь добраться до Моники через вереницу
— Я не могу, — прошептала Ника, с ужасом глядя на бушующие потоки сырой магии. — Это не я, она сама…
— Что ты там лепечешь?! Сейчас не время для обид и мести, — Инес подобралась поближе, но остановилась — прямо перед ней разверзлась ещё одна трещина. — Ты должна остановить всё это! Немедленно!
— Она живая, — чуть громче сказала Моника, перевела ошалелый взгляд на наёмницу и покачала головой. — Инес, она живая! И она зовёт меня.
— Идиотка! Тупоголовая изнеженная дура! — Инес выхватила из-за пазухи кинжал из особого стекла и метнула его в Монику. — Мы все умрём из-за твоих непомерных амбиций и жажды мести!
— Не смей, — прошипел Динстон, схватил Инес за запястья и оттащил от разлома. — Если хоть один волос упадёт с головы моей сестры по твоей вине, я сам задушу тебя.
— На неё влияет сырая магия, болван! — рыкнула наёмница, ударила Динстона пяткой по лодыжке и попыталась выкрутиться из железной хватки мужчины. — Если не предпринять что-то прямо сейчас, твоя ненаглядная сестрёнка окончательно обезумеет, разве ты сам не видишь?
— Нет, этого не будет, — Динстон обхватил наёмницу за локти, прижал спиной к своей груди и сжал коленями её вёрткие пятки, которые почти попали в пах мужчины. — Моника контролирует сырую магию, так было со всеми «уникумами».
— Это ты в дневниках своего братца-предателя прочитал? Посмотри на неё, она уже давно ничего не контролирует, — Инес следила взглядом за Никой, которая пошатываясь встала и на заплетающихся ногах шагнула навстречу магии. Кинжал, брошенный наёмницей, остался лежать на траве, куда он приземлился, но Моника даже не взглянула на него — её вела магия, звала за собой и манила, словно самая любимая сладость. — Если позволить сырой магии снова коснуться Моники, она погибнет… и это будет на твоей совести, Динстон Гордиан. Ты готов рискнуть жизнью сестры?
— Ты лжёшь, — бросил Динстон и откатился вместе с Инес от трещины в земле, которая разрасталась и, кажется, хотела захватить всю территорию королевского сада. — Я изучил всё, что касается «уникумов»…
— Тогда вспомни, как они кончили, — наёмница сумела вырваться из хватки мужчины, отскочила в сторону и сверкнула глазами. — Вспомни, как эти самые «уникумы» отгрызали себе руки, как бросались на стены, расшибая головы. Их поглотила сырая магия, лишила рассудка. Это же произойдёт и с Моникой.
Ника уже не слышала разговор Инес и Динстона, она отшвырнула в сторону вставшего на пути Тарита, увернулась от Эрнарда, бежавшего наперерез и пытавшегося остановить её. Все желания девушки, смытые волной сырой магии, сконцентрировались на жажде. Моника думала лишь о том, как снова коснуться этой мощи, снова почувствовать себя всесильной. Пусть падут короли и страны, пусть не останется никого в этом мире — лишь бы ощутить биение магии под кожей. Девушка давно перестала осознавать себя саму, она стала пустым сосудом, из которого выкачали бесценное наполняемое.
— Моника, посмотри на меня, — окликнул её Арнан, но Ника даже не обернулась. — Ну же, девочка моя, ты нужна мне! Моника!
Казалось, весь мир застыл, сконцентрировался в одной единственной точке — там, где сырая магия пульсировала, вырывалась из созданного Никой разлома. Если бы даже у Моники не осталось сил идти, она бы ползла к заветной цели, извивалась бы змеёй или катилась по земле. Добраться, прикоснуться, впитать. Ника забыла про рану на руке, про жениха, про семью и свои убеждения. Всё, чего она хотела — магия. Та самая магия, которая была недоступна Монике всю её жизнь, но теперь вдруг стала самым нужным, самым важным для девушки.
Клеймо Лиги Трилистника на руке Ники было залито кровью, фибула потеряна где-то в пылу боя, а плащ наёмников превратился в разодранные лохмотья. Никто сейчас не признал бы в девушке дочь кадарийского посла или сестру бывшего военного советника короля. Никто не поверил бы, что эта обезумевшая, грязная и похожая на бродяжку девушка происходит из высших кругов. Да что там! Даже родная мать не узнала бы собственную дочь в этой сумасшедшей оборванке с перекошенным от злости лицом.
— Девочка моя, прости меня за то, что я сейчас совершу, — совсем рядом прошептал Арнан, ухватил Нику за руку и потянул на себя. Девушка попыталась отбросить его в сторону, увернуться или ударить, но её сил не хватило. — Знаю, что ты возненавидишь меня и, возможно, проклянёшь, но другого выхода я не вижу.
Арнан прижал Монику к себе, склонил голову к её лицу и всмотрелся в пустые глаза, в которых застыло выражение ненависти и ярости. Он слышал, как ругаются Инес и Динстон, как в безумном хаосе кричат от боли умирающие люди и как шипит сырая магия, тянущая свои тлетворные щупальца к его невесте. Нет, он не может допустить, чтобы его любимая снова оказалась под властью этой отравы, что сгубила немало жизней и теперь хочет забрать его Монику.
— Прости, прости, прости, — прошептал Арнан, сжал рёбра Ники в объятии, а затем поднёс к боку девушки кинжал. Тот самый, который Инес метнула в Монику. Тот самый кинжал из особого стекла, которым убивают магов и перевёртышей. — Я не знаю, как ещё спасти тебя, девочка моя… прости. Прости меня…
Он развернул Нику спиной к себе, прижал её к себе так сильно, словно хотел вмять её в себя, впитать всю без остатка и никогда не отпускать, а затем приподнял дублет и одним резким ударом вонзил кинжал в живот любимой. Нащупав остриём нужную точку, мужчина утопил кинжал в брюшную полость, а затем влил в Монику лечебную настойку, предназначенную для самых опасных ранений. Эта настойка иной раз возвращала к жизни товарищей Арнана, но он никогда не думал, что ему придётся проверять её действие на дорогой сердцу девушке.