Ника, Эрн и осколки кружев

Дереча Екатерина

— За что? — вскинулся Эрнард, потеребив опалившийся от избытка магии ошейник.

— Хм… дай-ка подумать, — Тарит прижал палец к губам и нарочито медленно продолжил. — Мы разрушили половину королевского дворца, уничтожили темницу Храма Правосудия, которая являлась гарантом нерушимости власти. Так же мы устроили государственный переворот в соседней стране, практически обезглавив рилантийскую армию в столице же Рилантии, — брат оседлал любимого конька, найдя благодарных слушателей. — Если вам и этого мало, я могу добавить побег из тюрьмы, убийство военного советника короля, открытие разлома в Саранте.

—

Но Эссуа Маранте же на нашей стороне… — Эрнард с сомнением покосился в сторону дворца и снова потёр ошейник. Ника невольно проследила за взглядом бывшего босса: стены дворца устояли, но окна зияли пустыми проёмами, разбитые стёкла щерились острыми гранями, а сияющие крыши дворца, когда-то яркие и величественные, почти полностью осыпались на землю.

— Он на своей собственной стороне, — веско припечатал Тарит, повернулся к Инес и прищурился. — И единственный вопрос, на который у меня нет ответа: на чью сторону встанет Инес Маранте. Инорина?

— А ты, смотрю, самый умный, да? — спросила наёмница с раздражением. — Разгадал отцовские намерения, нашёл слабое звено в вашей милой почти семейной компании, — её голос сочился ядом, а верные кинжалы вертелись в руках с немыслимой скоростью. — И ведь на вид не скажешь, что в такой юной голове прямо-таки кладезь полезной и интересной информации.

— Я люблю читать. В основном — исторические хроники, — пожал плечами Тарит, улыбнулся детской почти наивной улыбкой и пригладил волосы пятернёй. — Учиться на ошибках королей и прочих приближенных к власти, следить за тем, как раз за разом повторяется история, которая никого ничему не учит — что может быть интереснее?

— Сразу видно, что ты отпрыск дипломата: уклончивый, осторожный, тактичный до отвращения. Я росла среди политиков и тактиков — на меня твои речи и ужимки не действуют, — Инес убрала кинжалы и растянула губы в притворной улыбке. — Отвечу на твой вопрос: я не займу ничью сторону. Я — мастер Лиги Трилистника, и мне плевать, казнят вас всех или кого-то одного.

— Благодарю за честный ответ, инорина, — чопорно поклонился ей Тарит, обернулся к остальным и развёл руками. — Эссуа в сотне шагов от нас. Вы готовы услышать обвинения?

Ника попыталась встать, зашипела от боли и откинула голову на землю. Ей не хотелось предстать перед Верховным судьёй беспомощной, но резкая боль в животе быстро остудила пыл. Нике казалось, что про неё все забыли, решая важные вопросы и играя в политиков. Братья так старались утереть нос друг другу и своим врагам, что даже не подошли поинтересоваться, как себя чувствует их единственная сестра. Да и Арнан хорош — зачем-то ввязался в эти игры, позволил Динстону взять с себя клятву, отталкивал Монику и даже чуть не умер дважды по указке старшего из братьев Гордиан.

— Подожди, я помогу тебе подняться, — Арнан оказался рядом почти мгновенно, упал рядом с Никой на колени и сначала приподнял её за плечи, а затем поставил на ноги, удерживая девушку под мышки.

— Я думала, вы про меня забыли, — обиженно сказала Моника, опёрлась спиной на грудь Арнана и прикрыла глаза, сдерживая стон боли. А ведь она, как ни странно, очень подходит к обстановке — израненная земля с трещинами разломов так похожа на Нику сейчас… слабая, истерзанная и поникшая.

— Разве можно забыть про тебя, девочка моя? — тихонько прошептал ей на ухо Арнан. — Я видел, как ты пришла в себя, наблюдал за движением твоих ресниц и за тем, как ты неумело изображала беспамятство, — он повернул голову к Кевану и поинтересовался. — Ты ей что-то дал?

— Лёгкое заживляющее зелье, оно ускоряет регенерацию, но на это потребуется чуть больше времени, — ответил Кеван, потрогал разбитую губу и скривился. — Передозировка сильнодействующей настойки не предполагает использование чего-то действенного, да и нет у меня ничего другого — всё отобрал Гвери.

— Сколько времени потребуется? — уточнил Арнан, погладив Нику по щеке.

— Неделя, может две, — Кеван покачал головой и развёл руки в извиняющем жесте.

— Спасибо, это лучше, чем ничего, — проговорил Арнан, сильнее прижал Монику к себе и развернулся вместе с ней к Верховному судье, который шагал по разрушенному королевскому саду с видом великого благодетеля.

— Подождите! — вскрикнула Моника, повернула голову к Кевану и затараторила.— –Я хочу знать, почему Кеван предал нас. Почему ты действовал заодно с Витторио Гвери?

— Это длинная история… не уверен, что у нас достаточно времени, — негромко ответил Кеван, опуская взгляд. Он поддел носком сапога попавшийся под ноги цветок, наклонился и поднял его, прижав к лицу и вдыхая аромат — даже здесь среди хаоса и разрушений он продолжал видеть красоту.

— Хотя бы кратко ты можешь сказать? — едва сдерживая слёзы попросила она брата, желая разобраться с этим вопросом до того, как их снова разделят. И снова подумала о том, какой Кеван всё-таки чувствительный и сентиментальный — непросто ему пришлось в тени братьев с их лидерскими замашками и претензией на гениальность.

— Мне было пятнадцать, я был юн и влюблён в свою сокурсницу. Мне казалось, что мы созданы друг для друга, — начал Кеван, осторожно разглаживая пальцами смятые лепестки и не поднимая глаз. — Витторио Гвери ожидал аудиенции у отца, чтобы заключить нашу с Лирейной помолвку, когда ты разрушила половину особняка. После этого всё изменилось — я сказал Витторио о твоём потенциале и всерьёз верил, что это повысит мои шансы на брак с его дочерью. Наши с Лирейной матери — перевёртыши, наследственность хорошая, а союз детей посла и военного советника сам по себе являлся хорошей сделкой, — Кеван прижал цветок к разбитым губам будто целуя и наконец поднял взгляд, полный сожаления. — После того как тебя похитили и увезли в Рилантию, я начал сомневаться — ведь это случилось почти сразу после нашего разговора с Виттторио.

— И ты не догадался, что это сделал он? — спросила Ника, жалея наивного и доверчивого юношу, каким был в те годы Кеван. Да и не особо он изменился, остался таким же застенчивым и полным веры в людей.

— Повторяю, мне было пятнадцать… я предъявил Витторио свои догадки, на что он сначала отмахнулся, а после… обвинил меня в соучастии. Он сказал, что в случае моей болтливости расскажет всем, что именно я подсказал как лучше тебя похитить, когда не будет слуг и ты останешься одна в комнате, — на глазах Кевана закипели слёзы, и Ника чуть не расплакалась от понимания того, как все эти годы страдал её брат. — Он умело манипулировал моим чувством вины, я даже сам поверил, что именно так всё и было.