Никак иначе
Шрифт:
— Боже, какой бред, Аня, — вздохнула я, раздражённо, этот разговор сердил меня, особенно эти просительные интонации в чарующем низком голосе великолепной Ани, — мы же не в детском саду. Я не побегу жаловаться Кириллу, успокойте свою подругу.
— Спасибо, вам, — улыбнулась Аня, — вы хороший человек. Великодушие сейчас встречается редко.
— Да, — усмехнулась я, — также, как и порядочность и совесть.
Хотела уже уйти, но Аня остановила меня.
— Светлана Вячеславовна, — окликнула она меня, — возможно, это
— Спасибо, — усмехнулась я.
Другим.
Когда я появилась.
Ещё бы уточнить, каким другим. Не трахающих всех согласных сотрудниц. Или стал западать на блондинок.
И когда проявились эти метаморфозы, когда он делил меня с другом, или когда перестал.
Я опять развернулась, желая уже уйти, как передо мной вдруг вырос Кирилл.
Он, молча, сверил взглядом сперва меня, потом Аню, а потом мрачной тучей наполз на съёжившуюся Катю.
Он поджал губы, и глаза затянулись льдом, когда он снова глянул на меня. Я даже отпрянула, и мне захотелось узнать, в чём я провинилась.
— Ты готова, хочу уйти, — процедил он сквозь зубы.
— Готова, — покорно кивнула я.
Всегда меня пугала эта его способность, в секунду меняться. Вот только что жёг своими губами, а теперь опять холодно, от одного только взгляда.
— До свидания, — повернулась я к Ане.
— Всего хорошего, — улыбнулась она поставленной улыбкой.
Больше не взглянув наверх, мы быстро миновали лестницу и зал. Кирилл помог мне накинуть на плечи шубку, и мы вышли в морозную ночь. Шел небольшой снег, кружась медленно и лениво, сверкая в свете фонарей.
Машина уже стояла припаркованная у входа. Кир помог мне устроиться на сидении, пристегнул. А я всё это время ловила, малейшие признаки, того что он оттаивает. Мне хотелось попросить его не увольнять Катю, как мне кажется, именно эта участь её ждёт. Ведь он не мог не понять, всю патовость ситуации, и правильно всё оценил, когда увидел нас втроём.
Но поговорить не удалось. Кирилл быстро запрыгнул на водительское место. Стянул галстук бабочку, расстегнул ворот рубашки, тоже пристегнулся, и утопил педаль газа в пол.
Машина сорвалась с места, и меня вдавило в мягкое сидение. За окном замелькали огни, растягиваясь в светящиеся ленты. Дорога свободная и ровная легко ложилась под колёса. Мы неслись по ночному городу. Кирилл включил радио, и из совершенной акустической системы, полились низкие басы, ритмичные звуки.
Громкая музыка, и скорость. Мы неслись, и моё тело всё больше наполнялось адреналином. Эйфория топила. Ночь и звук. Я растворялась в этих ощущениях, совершенно измотанная собственными метаниями. Это было завораживающе, и отключало от остального мира.
Куда мы так неслись?
Зачем?
Похоже, Кирилл и сам не знал. Он видимо тоже поддался настроению, раствориться в ночном городе, наполниться энергией беззаботности,
Совершенно неожиданно, машину занесло. Я вцепилась в поручень. Меня вдавило в дверь.
— Кирилл! — закричала я, с ужасом наблюдая, как нас мотает по дороге. Ремень безопасности вжался в грудь.
— Держись, — гаркнул он. — Всё под контролем.
Я не поверила. Потому что, это не контроль, когда машину колошматит по дороге, словно игрушку.
Но больше не визжала, только смотрела, как Кирилл выкручивает руль, вцепившись в него побледневшими пальцами, и давит на педали. Его губы шевелились, но из-за музыки совершенно не было слышно, что он говорит.
Это был какой-то сюр. Ритмичный транс, и визжащие покрышки. Вращающийся вокруг мир, и ты в нём словно в торнадо попал. Понимаешь, что от тебя ничего не зависит, как бы ты не старался.
Но мгновение, сменяется мгновением, и ты ещё жив. Сердце качает кровь, адреналин заставляет пульс, стучать в ушах, дрожит всё тело, и ты понимаешь, как тебе дорого всё это, и твоё тело, и твоё сердце, вся твоя жизнь.
Какая глупость, несусветная, что когда-то мне не хотелось жить. Теперь если выживу, буду вспоминать эту центрифугу, в моменты жалости к себе, чтобы понимать, что грань всегда рядом.
Машина, наконец, замедляет вращение, замирает уперевшись мягко в сугроб на обочине.
Я так и сижу, растёкшись по двери, вцепившись во всё подряд.
Кирилл выдыхает и упирается лбом в руль, сжимает его ещё сильнее.
Радио почему-то вырубается, может потому что, мотор заглох.
Какой-то момент истины.
Время замирает, даёт прочувствовать, что могло бы произойти.
Стук сердца оглушает.
Кирилл поднимает на меня глаза. Там так много всего, и самая сильная эмоция это страх. Его холодные озёра, сейчас полны боли и раскаянья, и страха. Он вдруг резко поддаётся ко мне, но его тормозит ремень безопасности.
— Блядь! — рычит он, и жмёт на кнопку, и ремень резко сматывается, даря ему свободу. То же самое, он проделывает с моим, и притягивает меня к себе.
Вжимает в себя, моё заледенелое тело. Я ещё в прострации, и отмечаю всё это краем сознания. То как он гладит меня, дышит в макушку, вплетается в мои волосы, окончательно разворошив причёску, и тянется к губам.
Накрывает горячим ртом, сразу ввинчивая свой язык глубоко, вырывая стон, из моего горла, и кажется, оживляя меня этим поцелуем. И чувствуя мой несмелый отзыв, наращивает обороты, сжимая в руках моё тело, всё сильнее прижимая к себе, и совсем лишая кислорода. И я дурею от дозы адреналина, и от нехватки воздуха. Всё плывёт, погружается в сладкое марево, утягивает за собой, в чувственный обморок.
Нас отрезвляет промчавшаяся мимо машина. Она тормозит и сдаёт назад, сигналит. Кирилл с рыком отрывается от меня, и поворачивается к окну, опускает его.