Никита Добрынич
Шрифт:
— Ушкуйники к нам больше не пойдут служить.
— После того, как нынешние притащат домой столько трофеев?! Валом повалят! Потери огромны, но с кем мы воевали?! Сколько замков взяли! В рижских потерях виноваты сами новгородцы! Я уже устроим им разнос.
— Значит, завтра война?
— Ночной удар ушкуйников, утренняя атака «карачевских волков»!
Разочарованы оказались не только немцы. Мышкин был растоптан копытами лошади, и дела его были плохи. Его с трудом довезли до рижского врача, а тот дал неутешительный прогноз.
— Я сразу почувствовал фальшь! Как только немцы не захотели требовать за Иннокентия Петровича отдельный выкуп! — бушевал Олег.
— Спокойствие. Только спокойствие. Ты должен не упустить ни одного из них, — шипел Никита.
— Я не выпущу их из лагеря!
— Выпустишь! Блокировать их не удастся. А вот не дать уйти, преследовать до конца, не дать просочиться к благородным врагам, к датчанам, или сдаться в плен к жадным пруссам — этого позволить нельзя.
Епископ Риги Альберт воспользовался перемирием, чтобы побеседовать со старым знакомым из латгальского деревянного замка в Вецпилсе. Этот замок был сожжен русскими дотла. Мюндер, хозяин таверны из Вецпилса не только снабжал епископа Альберта сведениями, изредка он выполнял «деликатные» поручения. На этот раз епископ поручил Мюндеру убийство Олега Муромца. Слово «убийство» епископ не произнес ни разу, но как-то иначе его понять было невозможно.
Мюндер прикинулся местным огородником, везущим на рынок огурцы. Трижды он проезжал мимо дома, где располагался Олег, рассчитывая попасть на глаза ленивой кухарке, и каждый раз его ждала неудача. В последний раз Мюндеру показалось, что один из охранников слишком внимательно посмотрел в его сторону, и он решил больше не рисковать. Но ему повезло, крупная молодая женщина окликнула его из окна дома. Огурцы она купила все, особенно не торгуясь. Единственный неприятный для Мюндера момент был со снятием пробы. Повариха выбрала три десятка огурцов, отрезала от них треть и предложила Мюндеру. Тот съел не колеблясь. Яд был медленнодействующим, и он рассчитывал успеть опорожнить желудок. До городских ворот было недалеко, и шпион решил выбраться наружу. В очереди произошла заминка, настырная баба устроила, неподобающие ей, споры с охраной. Мюндер замешкался, выехал из города слишком поздно, смерть его была ужасна.
Любушка не сомневалась, что меры предосторожности чрезмерны — продавец огурцов ей понравился. Уверенный, располагающий к себе, серьезный мужчина. Огурцы он ел с понимающей улыбкой, без опаски. Но порядок Любаша привыкла соблюдать. Немецкая девочка была накормлена огурцами, как на убой. Меньше, чем через час она умерла. Сама Любаша успела попробовать огурцы чуть раньше смерти маленькой немки. Огурцы горчили и не понравились ей. Когда немка заверещала, умирая, Любаша срочно выпила два кувшина молока. Она промыла желудок, снова выпила молоко и наглоталась угля. Потом потеряла силы. Умирала Любонька вечером, на руках Олега. Он впервые плакал. Здесь.
В лагере рыцарей царила суета, немцы отправляли бывших пленников на запад. Там, по их сведениям, еще оставались две крепости, не занятые врагом. Караван растянулся на много километров. Оставлять в лагере женщин и детей было страшно, но их безопасность в пути требовала охраны. Это ослабляло немцев, хотя сопровождать караван отправлялись только оруженосцы и слуги.
Вилкас только-только собрался возвращаться в Ригу со своей прусской сотней. Олег посылал его уладить конфликты с соотечественниками, вторгнувшимися в пределы ливонского ордена, воспользовавшись его разгромом. Небольшие отряды пруссов не только грабили немцев и их данников, но и нападали на русские обозы, вывозившие трофеи. Олегу не нужны были лишние конфликты, он желал договориться с пруссами мирно. Все вожди отрядов приходились Вилкасу родней, близкой или дальней, не столь важно. Услышав, что Олег Муромец и Никита Добрынич предлагают им союз, пруссы не слишком сопротивлялись, но здоровое желание отхапать себе кусок пожирнее было очевидно. Оставив своих заместителей командовать отрядами, они с небольшой охраной, для важности, собрались в Ригу с Вилкасом, чтобы лично ударить по рукам с русскими вождями.
Глава 18. Рижский князь
Немецкий караван с женщинами и детьми двигался в окружении редких русских патрульных. Вилкас встретил в первом патруле пару знакомых молодых карачевцев из последнего набора, расхвастался, гордый успешным выполнением задания Олега. Русские рассказали Вилкасу о неудаче под Ригой и сегодняшнем перемирии.
— Будете выжидать до полуночи? К тому времени караван укроется в крепости! — удивился Вилкас.
— Таков приказ!
— Ерунда! Я сейчас своих родичей позову. Им перемирие «по барабану», как говорит Никита!
— Так не годится! Это наша добыча!
— Из крепости их выковыривать дорого станет! Я караван родичам не стану отдавать, я их найму задержать немцев до полуночи. Пруссы долго не могли понять: почему они не могут захватить пока еще свободных немцев. На дороге образовался затор, караван остановился. Немецкая охрана требовала от русских патрульных, чтобы они прогнали пруссов, а те предложили им решать свои проблемы самостоятельно. Стрельбу открывать никто не решался, а время утекало, как песок сквозь пальцы. Немецкая охрана, наслышанная про безжалостность русских к тем, кто не сдается, начала бросать оружие задолго до заката. Вилкас счел свою задачу выполненной, оставил русских патрульных стеречь пленников, а сам устремился во главе пруссов к Риге. Там намечалась большая битва, а молодой вождь любил славу больше денег и власти.
Сзади, слева и справа раздавалось пыхтение, позвякивали доспехи, даже кто-то упал. Олег удивлялся, что немцы еще не подняли тревогу. Конечно, его «диверсанты» сработали отлично, сняли часовых. Но идеально, без накладок, они не могли сработать на всем периметре охраны лагеря. Наконец громко заржала лошадь, одна, другая. Послышались приглушенные команды и последние метры до шатров русские преодолели бегом. Кто-то задержался, но основная масса бросилась дальше, стараясь пробиться к центру, где добыча богаче. Олег почувствовал свою ненужность, присел на какой-то мешок, нога жутко болела. Это спасло ему жизнь. Над головой, задев шлем, просвистела и вонзилась в шатер стрела. Олег упал на бок, небольшой дротик воткнулся в мешок, на котором он только что сидел. Телохранитель Олега только сейчас бросился в сторону атакующего немца. Тяжелое лезвие секиры распороло ткань шатра и оттуда выскочил верзила, что-то крича диким басом. Лежа, из неудобного положения, Олег дотянулся своим кривым мечом до ног противника, полоснул сзади на уровне колен и откатился в сторону. Нога сразу перестала болеть, Олег вскочил, готовый к сокрушительному удару секиры. Но немец с воплем упал на колени, а из прорехи шатра мелькнуло копьё. Удар пришёлся в спину, изо рта противника хлынула черная кровь. В это же время вход в шатер распахнулся, четверо русских бросились к центру лагеря, а еще двое принялись вытаскивать из шатра трупы и трофеи. Через пару минут Олег увидел дюжину убитых немцев. Только неожиданное нападение помогло восьмерке русских обойтись почти без потерь, двоих убитых, своих, охотники положили отдельно.
— Олег! Ты не ранен? — появился наконец-то телохранитель.
— Жив-здоров, только нога опять разболелась. Никита был прав, я здесь совсем не нужен.
— Что? Пустой? Совсем пустой? — с насмешкой обратился к телохранителю Олега один из двух ратников.
— Брать было нечего. У одного плохонький лук, у второго копье, доброго слова не стоит. У вас, смотрю, тоже негусто! Только секира и хороша!
— Как ты в темноте можешь это определить? Никогда такую штуку не видел. «Секира» говоришь? Олега посадили на большой баул, вынесенный из шатра. Хорошо, что он не полез внутрь, а то с его ногой можно было остаться без головы. Он посмотрел в сторону центра лагеря, то, что он увидел, ему не понравилось. Черный всадник на черном коне скакал в их сторону, рубя встречных русских ратников, как капусту.