Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
Почти все время сидел Сережа. Днем я уехала на дачу поесть и привезти легкий плед Лены (одеяло тяжело было держать). В среду он уже лежал на финской хирургической кровати, на ней легко менять положение.
Часов в 6 вечера на вопрос доктора, устал ли, Н. С. ответил, что устал от посетителей. Действительно, в палате собрались: три доктора (Владимир Григорьевич, Софья Анатольевна и дежурный), сестра дежурная и хирургическая, Сергей, Рада, Юля (старшая), я. (Лену отправили домой с повышенной температурой и не велели ей ездить к нему, так что она его живого больше не видела.) Мы договорились по требованию Владимира Григорьевича приходить по очереди.
В этот день я была с ним до позднего вечера, и Сережа, кажется, и Юля (старшая).
Ночевали в городе, чтобы утром в 8-40 застать проф. Лукомского и Н. С. в палате.
В четверг 9 сентября
Я села у постели, поцеловала ему ладонь левой руки, он погладил меня по щеке.
Не разговаривал, когда просыпался, на вопросы кивал головой утвердительно или качал отрицательно. В 12–30 я ушла, осталась Юля (старшая) одна. Сережа и Рада тоже ушли.
Когда я вернулась в 5 часов, Юля рассказала, что все время Н. С. спал, только раз спросил, приехала ли она (Юля) одна или с Виктором Петровичем. Спросил обо мне. Самочувствие стало лучше, сам мне сказал и на аппарате — маленькое улучшение.
Я отправила Юлю с Леной и Витей на дачу (Юле надо было выспаться), а сама осталась ночевать в городе, чтобы прийти к консультации профессора Лукомского. Рада со мной тоже приехала. Опять — крайне тяжелое состояние. Сказал, что пока утешить нечем.
10 сентября. В пятницу все мы сидели в палате по переменно, я была весь день до позднего вечера, пока дежурный доктор велел уходить. Как будто стало лучше. Вечером Юля (старшая) с Витей уехали на дачу, Сережа ушел домой. Я тоже должна была поехать на дачу, но потом осталась, чтобы придти к 9 часам утра в больницу. Я им звонила, что отец спит, доктор успокаивает, аппарат показывает лучшее состояние. Все мы чуточку успокоились.
В субботу 11 сентября Рада приехала со мной к 9 часам. Профессор Лукомский сказал, что хотя положение тяжелое, но маленькое улучшение есть: спал ночь спокойно, к 24 часам (12 часов ночи) ЭКГ заметно улучшилось и еще какие-то показатели. Владимир Григорьевич тоже как-то облегченно говорил с нами, что успокаиваться нельзя, но какие-то проблески улучшения можно назвать. Позвонила об этом Сереже (домой) и Юле (старшей) на дачу.
Мы с Радой зашли в палату. Н. С. не спал, помахал нам рукой, опять я поцеловала ладонь, он меня погладил по щеке; так и осталось ощущение руки на щеке. Попросил соленого огурца, такого, как готовит Евгения Ивановна, бывшая летчица, теперь соседка Рады по даче. Еще попросил пива, принесли из буфета. Выпил немного, сказал, что пиво плохое. Рада съездила, купила огурцов соленых, съел немного, похвалил. Потом съел немного белкового омлета и через пять минут все вырвало.
Когда успокоился, сказал, что будет спать, обменялся каким-то анекдотом из коллекции Мануильского [87] с Владимиром Григорьевичем, помахал ему рукой «до вечера». Меня отослали на 2 этаж лечиться (я принимала лечение от онемения рук), в палате осталась Рада и дежурная сестричка.
Когда я вернулась через 25 минут, Рада сидела в коридоре, ее попросили выйти. Дежурная сестра бежала с бутылкой физиологического раствора, прошла быстро Евгения Михайловна и начальник спец. сектора профессор Гасилин (сердечник).
87
Мануильский Дмитрий Захарович, 1883–1959. Революционер-украинец. Выпускник Сорбонны в Париже (1911). После революции на разных должностях на Украине и в Коминтерне. В 1944–1953 годах министр иностранных дел Украины. Человек с хорошим чувством юмора. Близкий приятель отца.
Я зашла в палату, дверь была открыта. Была включена капельница в ноге, у головы реанимационный аппарат, доктор просил поглубже вздохнуть в воронку, и тут меня попросили выйти. Я вышла и позвонила Сереже и Юле (старшей) на дачу, чтобы она выехала с Витей. Через недолгое время вышла Евгения Михайловна. Я спросила: «Плохо?» — «Плохо». — «Хуже, чем в четверг?» Она ответила: «Умер».
Вот так мы потеряли ЕГО. Через некоторое время нас впустили в палату. Он лежал под простыней. Лоб был холодный, затылок посинел, пальцы рук похолодели, ноги — тоже, а плечи, грудь, ноги в
Даже Сергей не застал его в живых, так как я успокоила его со слов докторов и просила приехать к 2 часам на смену мне и Раде, чтобы не толпиться в палате.
Сережа сказал Юлочке (Юле младшей), она тоже примчалась. (А в среду или в четверг она просилась навестить отца; он не велел ей приходить, сказал, что и так много народу, пусть приедет потом, когда станет лучше…)
Приехали Юля (старшая) и Лена с Витей, пришли с плачем уже в палату (их встретила Евгения Михайловна в коридоре). Посидели мы с НИМ, наверное, с час, пока пришла машина из морга, посидели еще немного в дежурке у докторов, потом уехали на дачу, домой. И тут обнаружили: спальня Н. С. запломбирована, входная дверь в дачу заперта изнутри, а на веранде — пост, чтобы никто не зашел.
Владимир Иосифович Ладыгин (дежурный) объяснил, что это сделано по распоряжению ЦК, что это было так у К. Е. Ворошилова и Н. М. Шверника, [88] не только у нас; комиссия из ЦК приедет, как только я попрошу, объяснит и снимет пломбы. Я попросила, чтобы скорее это сделали. Через час приехали двое: заместитель управления делами ЦК т. Кувшинов и заместитель заведующего общим отделом ЦК — фамилию не помню. (Аветисян.)
Я обратилась сразу к Кувшинову: «Что же, т. майор, вы так поспешили, могли бы меня дождаться и все делать при мне…» Но он ответил: «Выражаем вам соболезнование. Я — не майор, а работник ЦК», — и назвал себя. Тогда я присмотрелась и узнала его, он помогал нам въезжать в квартиру на Староконюшенном пер. Объяснил, что они заинтересованы «для истории», чтобы документы Н. С. попали к ним нетронутыми.
88
Шверник Николай Михайлович, 1888–1970. С 1957 по 1966 год член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС. Революционер, участник Гражданской войны. Затем на разных партийных и государственных должностях. В 1953–1966 годах Председатель Комиссии партийного контроля, а затем Парткомиссии при ЦК КПСС. С 1960 года на пенсии.
Пломбы они сняли, пост также, я открыла им сейф. Боголюбов (Аветисян) [89] взял оттуда 4 (магнитофонные) пленки (давние очень), пересмотрел папки, забрал поздравление Н. С. с 70-летием, подписанное всеми членами и кандидатами Президиума ЦК, хотел взять указ о награждении медалью «За победу над фашисткой Германией», подписанный М. И. Калининым, но потом оставил.
Забрал с магнитофона пленку с записями физкультурных упражнений и какие-то схемы управления магнитофоном, стихотворение (о Сталине, то, где «его пальцы, как черви…»), написанное Осипом Мандельштамом перед войной и подаренное Н. С. академиком Арцимовичем [90] года полтора назад. Кувшинов спросил, какие вопросы, сказал, что все неинтересное «для истории» возвратят. Сказал, что приедет сотрудница Мария Никифоровна по вопросу похорон (справка о смерти, могила, одежда, морг, венки, автобусы, продукты, так как в воскресенье купить обычным способом нельзя, все закрыто). Сказал, что тело будет выставлено в морге в Кунцево (ЦКБ) в понедельник с 10 часов утра, в 11 часов гроб поставят в автобус и в 12 часов дня — захоронение на Новодевичьем кладбище. Сказал еще, что некролог будет напечатан в понедельник.
89
Боголюбов Клавдий Михайлович, 1909 —? По профессии учитель. С 1940 года на партийной работе. В 1966–1982 годах первый заместитель заведующего Общим отделом ЦК КПСС. На дачу он не приезжал, но его фамилию Аветисян называл, когда представлялся. Вот и произошла подмена имен.
90
Арцимович Лев Андреевич, 1909–1973. Физик-атомщик. С 1953 года академик. Разработал метод электромагнитного разделения изотопов урана. Впервые получил в лабораторных условиях термоядерную реакцию. Вместе с другими ядерщиками Арцимовичи жили на даче в Жуковке, неподалеку от Петрова-Дальнего, и время от времени навещали отца.