Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
Со мной приехала Анна Осиповна Тарасова. Нас уже ждали товарищи Сергея, архитектор, знакомый Н. С., Юлка (Юля-младшая) с дочками и с Машей, [116] Галя с Никой, незнакомые люди были. Через какое-то время пришел Игорь (Ицков) [117] с Людмилой Зыкиной, она принесла искусственные цветы. Оказалось, они вместе работали на кино, когда Игорь заторопился на кладбище, она тоже захотела поехать. Я даже заплакала, вспомнила, как Н. С. слушал ее пение по телевизору, на пластинках.
116
Маша —
117
Ицков Игорь Моисеевич — киносценарист, друг Юли-младшей. Я о нем рассказываю в предыдущей главе.
А Юра с Машей [118] не пришли, не знаю почему.
Обратно в Жуковку отвозил нас Сережа с Марией Дмитриевной [119] и Сергеем Ивановичем, оттуда они поехали в «Трудовую». [120]
На кладбище Рада привезла громадный букет гвоздик, Сережа — красных роз.
Все это организовали дочки в вазах. Мы пришли после 6 часов, когда посетители ушли. Но 12 сентября в 9 часов утра ни у Лены, ни у Н. С. не было уже роз и гвоздик. Витя видел.
118
Хрущев Юрий Леонидович — летчик-испытатель, полковник, внук Н. С. Хрущева. Маша — его жена.
119
Степанова Мария Дмитриевна — мать Галины Михайловны, первой жены Сергея.
120
В поселке «Трудовая Северная» по Савеловскому направлению находилась дача Сергея.
Лето прожила в Жуковке с Верой Федоровной, Верой Гостинской и Анной Осиповной Тарасовой. Когда начались грозы и дожди (в июле), у меня возобновилась стенокардия, после лечения, к концу сентября, прошло.
До сих пор не делают памятник Н.С., нет какой-то бумаги. Такое впечатление, что Сергей от меня что-то скрывает.
Больше года уже прошло, как не стало Лены. В квартире все остается так, как было при ней. Витя живет со мной, успокоился, ездил отдыхать. После работы не торопится домой. Надо бы ему жениться уже. За цветами и рыбками Лены он сам ухаживает. Нужна ему квартира.
30 сентября 1973 года, воскресенье. Лето пролетело, наступает осень. Приехала вчера в Жуковку одна, погода улучшилась, солнышко светило. Жаль мне было терять такой день в Москве. Сегодня не поеду в город. Вчера зашла Нэля Арцимович, мы с ней погуляли долго, она рассказывала о своих делах, заботах о сыне. Сегодня долго спала, медленно делала физкультуру, вчера болело сердце, не проходила боль, пока не легла в постель и не приняла таблетку нитроглицерина.
Сегодня позвонила Сереже, что ехать к ним на его дачу не хочу (без объяснения причины). Он не огорчился, у них много народа.
15 октября 1973 года. Из песни:
«Живут во мне воспоминанья, Пока я помню, я живу». «Не удивляйся, что умрешь, Дивись тому, что ты живешь…»9 января 1974 года. Сегодня 50 лет Алексею Ивановичу Аджубею. Дата!
Вчера прочла в
Какая безнравственная расточительность! Много ли дней нам вообще отпущено, можно ли добровольно отказаться хотя бы от одного, как бы труден и каторжен он ни был? Дело ли так взывать к милосердию времени, которое и без того торопится покончить с нами? Нет, время надо подчинять себе, заполняя его целиком, не давая ему уходить зря сквозь решето пустых часов…» (Лев Кассиль. Жить надо во весь рост // Знамя. № 3. 1973. С. 186).
«Бездари талантов и за гробом не прощают» (из какого-то стихотворения 1971 года).
13 января 1974 года. «В народе продолжают чтить память Вашего супруга, что проявляется, в частности, в присвоении своим детям его имени. В Москве доктор геологических наук (сын бывшего царского банкира А. Хрущева, расписывавшегося на первых советских червонцах) назвал своего внука Никитой, а в Ереване академик Мергелян Сергей дал это имя своему сыну. Они наши знакомые, и это абсолютно верно». (Из новогоднего поздравления супругов Ванюшиных из Еревана, 24 декабря 1973 г.)
Звонят разные товарищи и спрашивают, почему нет надгробия на могиле Н. С., а я сама толком не знаю причины. Сергей что-то темнит. Даже профессор Жуковский [121] говорил, что был у могилы недавно и слышал, как люди возмущаются этим фактом.
«Нет другого средства охранить сердце от разрушительных сотрясений, как то, что нужно стать выше бедствий. Трудно этого достигнуть. Если сам не задушишь твердой волей бедствий жизни, то они задушат тебя…»
121
Жуковский Михаил Александрович — врач-эндокринолог, близкий приятель отца.
9 февраля 1974 года. Ездила на кладбище с Таисьей Матвеевной Павкиной (Она моя многолетняя корреспондентка из Омска, мать 14 детей, сама на костылях — ТБК (туберкулез) колена, муж был безногий, умер от ТБК три года назад.
Проездом из Ленинграда от брата остановилась в Москве, захотела повидаться и посетить могилы моих…)
Пока стояли у Н. С., слышали от всех подходивших: «А памятника еще нет».
У профессора Вотчала [122] тоже еще нет надгробия, стоит портрет.
122
Вотчал Борис Евгеньевич — профессор-кардиолог. Он лечил обоих, и отца, и маму.
Головокружение не проходит полностью, неважно себя чувствую…
3 апреля 1974 года. Ездила с Радой на кладбище. Могилы еще не оттаяли. У Н. С. лежит много живых цветов на земле и стоят гвоздики и нарциссы в вазах. Так много народа было, что я не могла подойти вплотную, стояла сбоку. Рада немного поправила цветы. У Лены тоже стоят цветы, мы свои положили на землю.
16 апреля 1974 года. Начинаю читать «Khrushchev remembers» translatеd and edited by Strobe Talbot (Boston, Toronto). Дала малознакомая женщина. Очень многое похоже на записки Н. С., но общее впечатление такое, будто это компиляция разных высказываний, которыми умело воспользовался способный журналист.