Никоарэ Подкова
Шрифт:
Остановились они в Финце у заранее возведенных деревянных укреплений. Пришли к Иону Водэ его друзья, запорожские есаулы и крестьяне. Просили его уйти от врага по тайным, им одним лишь ведомым тропам.
"Иди, государь, и оставь нас, - говорили они.
– Воины, такие, как мы, найдутся; князя, тебе подобного, не сыскать".
"Нет, братья, вместе бились, вместе и умрем".
Окружили их орды со всех сторон.
Шесть дней и шесть ночей держалось христианское войско, страдая от холода, а того пуще - от жажды. Ночью люди расстилали на траве рубашки, чтобы роса смочила их, и увлажняли запекшиеся губы.
Делал Водэ отчаянные, но бесплодные вылазки. Наконец согласился он ради спасения верных своих людей - на предложение бейлербея Ахмета. А уговор был такой: живым отвезти Иона Водэ в Стамбул к султану Селиму.
Вошел государь в палатку бейлербея.
"Ты клялся сохранить мне жизнь, Ахмет-бей".
"Я поклялся, что не трону тебя, о витязь", - сказал, улыбаясь, Ахмет, и в тот же миг Чигала-отуреченный, будь он проклят на веки веков, вонзил государю кинжал в спину.
– ...Будь он проклят на веки веков и пусть не знает в могиле покоя. Вот когда пропали и наши сыны, бабка Чиряша!..
Старый митешский рэзеш плакал, низко склонив седую голову.
– Так погиб наш Ион Водэ. А мертвое тело его Ахмет-бей велел привязать веревками к четырем верблюдам - и, потянув в разные стороны, они разорвали его.
Голос незнакомца пресекся. Люди, собравшиеся на подворье Харамина, молчали, будто прислушиваясь к старинному печальному напеву, звучавшему у каждого в глубине души.
Тут раздались бабьи вздохи и причитания. Батяня Гицэ тяжело вздохнул. Обняв незнакомца, он поцеловал его в правое плечо, словно стал вдруг меньше ростом и выше не мог дотянуться.
– И все?
– спросил он своим жиденьким голоском.
Дьяк, сдвинув брови, молчал.
– А что сталось с ополчением, с запорожцами и с братом Иона Водэ?
– Кому какая выпала доля. Многие сложили там головы. Запорожские сотни благополучно достигли днепровских порогов. Ушел с ними и Никоарэ, и меньшой брат Иона Водэ, Александру. Туда же пришли и другие верные государю люди.
– Постой, брат, постой, - вскочил, взъерошив бороденку, Саву Фрэсинел.
– Что это за слухи ходили нынче на ярмарке в Тукилацах? Будто бы Никоарэ Подкова, брат нашего государя, ударил четыре дня тому назад на Яссы...
– Может, и верно, - отвечал дьяк, лукаво ухмыляясь.
– Нагрянул на Яссы с большим войском...
– Кто его знает...
– И будто вырезали они стражу господарского дворца: им, вишь, нужен был господарь Петру, тот самый, что строил козни при султановои дворе и накликал беду на государя нашего Иона Водэ.
– Может, и так. Но, по слухам, господарь, хоть и хромой, а утек, не удалось его догнать; укрылся в Галатской крепости, перепугав нежданным своим появлением басурманский отряд, под охраной которого он правит. А может статься, что Никоарэ Подкова искал изменника Иримию.
– Верно, его искал! Истинная правда!
– воскликнул корчмарь.
– Продал Иримия своего господина.
– Так и было, как ты говоришь, батяня Горашку, - подтвердил незнакомец.
– Иримия действительно продал своего господина туркам за тридцать кошелей, как Иуда за тридцать серебряников продал Христа фарисеям. Но что-то не слыхать, чтобы Иримию схватили; не схватили и господаря Петру Хромого.
– Как же так получилось?
– величественно пожав плечами, удивился корчмарь.
– Разве Никоарэ, брат нашего государя, не с войском напал на Яссы? Уже месяца полтора ходят слухи, что придет к нам князь из Запорожья.
– Ничего путного сказать тебе об этом не могу, батяня Харамин, наморщив лоб, отвечал дьяк.
– И твой товарищ тоже не знает? Может, он что-нибудь слыхал?
Корчмарь давно приметил, что смуглый юноша, приехавший вместе с дьяком на казацкой телеге, порывается что-то сказать.
– Кто он и как его величают?
– допытывался Харамин.
– Это Илие Карайман, из Рунка, мой товарищ, мы с ним вместе извозом промышляем. Ему больше песни да игры знакомы, нежели те вести, которых вы, добрые люди, ждете.
– Так что же ты молчишь, молодец? Не можешь порадовать нас добрыми вестями, так хоть сыграй нам на лютне.
Илие Карайман замахал рукой, словно отгоняя назойливую муху.
– Нет, не до песен мне, - проговорил он приятным, певучим голосом. Сердце щемит, плакать хочется. Скажу вам правду, не солгу: известно мне, что на Яссы государь Никоарэ напал с малой дружиной.
Насторожились крестьяне.
– Ну?
– подтолкнул ношу корчмарь.
– Вот и все.
– А сколько же было у него товарищей?
– Сколько нужно для доброй охоты, не больше.
– Что ты говоришь, братец?
– испуганно крикнул Харамин.
– Что слышал, то и говорю, - продолжал Карайман все тем же кротким голосом.
– Ходят слухи, что в Запорожье есть гневливые смельчаки-молодцы, и коль у них какое дело не ладится, они, озлясь, стрелы под облака пускают.
– Орлов, что ли, бьют?
– Нет, в Бога метят.
– Пресвятая Богородица! Неужто они язычники?
– Зачем язычники? Нет, они православные, осеняют себя крестным знамением, как я да вы, но страх до чего отчаянные. От малой искры вспыхивают, как те пищали, что появились теперь в королевских и царских войсках.
– Слыхали мы про пищали. Только верно ли это? Видел ты их своими глазами?
– Видел. Может, и у казаков такие штуки завелись?
– Есть и у них. Достали они пищали на той стороне моря, в Анатолии, куда ходили на чайках.