Никогда не бывшая твоей
Шрифт:
Я замолчала и многозначительно посмотрела на Якова.
– Ты все сказала? – наконец нарушил молчание он.
– Все.
– Молодец, а то я уже устал ждать.
Яков перевел взгляд на домработницу.
– Вера Анисимовна, вы свободны. Когда понадобитесь, я вас позову. У меня будет разговор. Можете идти.
Домработница послушно кивнула головой и прошептала:
– По-моему, у девушки амнезия. Ее тошнит и у нее кружится голова. Наверное она очень сильно ударилась головой, когда упала на бетонный пол. Похоже, у нее сотрясение мозга…
– Я сейчас
Женщина хотела было ретироваться, но я громко ее окликнула и затряслась, как в лихорадке.
– Вера Анисимовна, не уходите, пожалуйста. Не оставляйте меня наедине с этим незнакомым мужчиной. У него глаза недобрые, а я всегда боялась мужчин с недобрыми глазами. Я вообще мужчин боюсь. Я еще с детства боюсь летучих мышей, тараканов и мужчин. У меня по отношению к ним какой-то нездоровый страх. Вы летучих мышей видели? Нет. А я видела. Вот вам крест, они у нас в деревне летают. И знаете, что в них самое страшное? Глаза. У них безумные глаза! У вашего Якова Владимировича глаза тоже безумные… Я же вам говорила, что тараканов боюсь, а у него что-то есть от таракана. Того и гляди куда-нибудь заползет. Я тараканов всегда ногой давлю и этого бы задавила, да у меня нога прострелена. Мне наступать больно. Я вас очень прошу, не оставляйте меня, пожалуйста, один на один с незнакомым мужчиной.
– Да какой он незнакомый. Это же Яков Владимирович, мой хозяин, – испуганно воскликнула домработница.
– Это для вас он хозяин, для вас он Яков Владимирович, а я его совершенно не знаю. У меня он ассоциируется с летучей мышью или с домашним откормленным тараканом…
– Хватит! —не выдержал Яков и метнул в сторону ничего не понимающей женщины озлобленный взгляд. – Я сказал, хватит! Вы свободны, отправляйтесь к себе! Вон отсюда!
– Простите, Яков Владимирович… Простите… – пробормотала женщина и выскочила из комнаты.
Яков захлопнул дверь ногой и сел.
– Я хотел, чтобы ты заткнулась. – Его голос был полон злобы и не предвещал ничего хорошего.
– Я заткнулась, – кивнула я.
– Для того, чтобы ты заткнулась, мне пришлось накричать на женщину, которая служит мне верой и правдой и много лет работает в моем доме. Я никогда не кричал на нее.
– Я сожалею…
– Сожалеть будешь в другом месте.
– Я правда сожалею.
Послушай, ты, ненормальная, ты давай, заканчивай ломать комедию по поводу того, что ничего не помнишь. Я твоим спектаклем сыт. Нечего меня за лоха держать…
– Я и в самом деле ничего больше не помню.
– Не понимаю, зачем тебе нужно это вранье! Ты хочешь сказать, что не помнишь, кто прострелил тебе ногу?
– Нет. Я честное слово не помню. Наверное это был несчастный случай А в общем, это не имеет значения. Объясни лучше, как я сюда попала. У меня очень сильно болит и кружится голова. Я плохо соображаю.
– Хватит! – Яков вскочил и отвесил мне довольно крепкую, пощечину.
Я вскрикнула.
– Хватит! Запомни, девочка, я не из тех, перед кем можно ломать комедию. Я не из тех!
Я всхлипнула, словно маленькая девочка, и, не выдержав, тихонько заплакала.
– Я хочу домой… Я хочу уехать к себе домой…
– Куда?
В свою деревню… Я помню свой адрес. Яков, отправь меня, пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я больше не хочу жить в Москве, потому что не люблю ее! Я ненавижу Москву! Она очень жестокая, она для жестоких людей. А я не такая, я добрая. Я деревенская. У нас в деревне все добрые, потому что у нас там делить нечего. Я согласна надеть кирзовые сапоги, телогрейку и работать на поле. Я и корову могу подоить при необходимости… Отправь меня домой. Я больше никогда в жизни не вернусь в Москву. Я тебе обещаю.
У меня началась самая настоящая истерика. Я стала бить кулаками в глухую жесткую стенку.
– Я больше тут не могу! Я хочу домой! Я устала бояться!
Меня насторожила тишина. Я посмотрела на Якова и увидела, что он набирает в шприц какое-то лекарство.
– Что это? Зачем? – с ужасом прошептала я.
– Я хочу дать тебе снотворное.
– Зачем? Я не хочу снотворное. Я хочу в свою деревню.
– Вот во сне и побываешь в своей деревне. Походишь в кирзовых сапогах, поработаешь на картофельном поле, подоишь корову, потреплешься с односельчанами о прошлогоднем урожае…
– Не надо снотворное! – Я с ужасом смотрела на шприц в руках Якова и думала – сейчас он сделает мне укол, я закрою глаза и усну навеки. Возможно, в шприце не снотворное, а яд, и этот человек хочет меня убить. Просто уколоть и убить…
– Не надо, – взмолилась я. – Не надо. Я знаю, что могу не проснуться. Я знаю…
Но Яков был непреклонен. Он набрал лекарство в шприц и подошел ко мне совсем близко. Я хотела было подняться, но почувствовала острую боль в ноге.
– Ложись на живот или на бок.
– Нет!
– Ложись, я сказал…
– Нет! – Я затрясла головой. – Нет! Ты хочешь меня убить! Я знаю, что ты хочешь меня убить! Я не проснусь! Я больше никогда не проснусь!
– Не говори ерунды, – спокойно сказал Яков. – Мне незачем тебя убивать. Ты нужна мне живая.
– Нужна?
На лице Якова появилась злобная гримаса.
– Ты единственный свидетель и должна выступить на суде.
– Я – свидетель? Чего?
– Свидетель того, как погибла моя жена.
– Твоя жена?! Но я ничего не видела.
– Не знаю, может ты держишь меня за дурака и ломаешь комедию. Наверно ты выбрала именно такую тактику. Но ты нужна мне в суде. Я не могу убить единственного свидетеля, запомни это.
– Но ведь я ничего не видела.
– Моя жена была большой любительницей по части выпить. Бороться с ней не имело смысла. В последнее время на почве пьянства у нее начиналась белая горячка, и тогда она сама не ведала, что творила. Недавно напилась до такой степени, что, когда я приехал домой, она стала кричать, что я совершенно не уделяю ей внимания, что ей скучно жить, достала пистолет и пыталась учинить суицид.