Никогда не бывшая твоей
Шрифт:
– Прекрати.
– Прекращаю. Я тебе выход предлагаю, а ты злишься.
– Это не выход.
– Ты у нас барышня настырная, поэтому я тебя переубеждать даже не собираюсь. Очень жаль, бывшая королева подиума, что ты так глупо распорядилась своей судьбой. Очень жаль. Ты сделала один умный шаг, смогла вырваться из своей деревни. Но твой второй шаг просто глуп и ужасен. И еще… Мне хочется сказать все, что я о тебе думаю…
– Что ты обо мне думаешь?
– Я думаю, что ты конченная дура. Я не побоюсь сказать этого слова. Ты просто конченная дура. Понимаешь,
Галина встала и пошла ловить такси. Боясь остаться одна, я тут же вскочила и пошла следом за ней… Только у самого подъезда своего дома Галина надо мной сжалилась и снова заговорила. Разрешила остаться у нее еще на один месяц.
Весь следующий месяц я практически не выходила из дома. По ночам я клала руку на живот и разговаривала со своим ребенком. Я представляла, что это маленькая красивая девочка. Временами мне даже казалось, что я слышу, как бьется ее крохотное сердечко. Я могла ее ощущать. Я могла знать, что она хочет в данный момент. Я знала когда ей холодно, когда ей жарко, когда ей страшно и даже когда ей одиноко… Когда я чувствовала, что ей одиноко, я начинала рассказывать ей сказки. Господи, получается, что женщина чувствует свое одиночество еще до своего рождения, думала я и плакала. Это несправедливо… Это очень несправедливо…
В день, когда исполнилось ровно три месяца моей беременности, я подсчитала оставшиеся деньги, купила билет до своей деревни, накрыла прощальный стол, который говорил о том, что моя московская эпопея закончилась, и стала дожидаться возвращения Галины. Москва совершенно не мой город. В нем просто для меня нет места.
– У нас, что, банкет? – спросила Галина, оглядев праздничный стол.
– Что-то вроде того…
– А что празднуем?
– Мой отъезд.
– Твой отъезд?
– Вот именно. Мой отъезд. Галина, я уже месяц живу в твоей квартире и понимаю, что так больше продолжаться не может. Ты, конечно, меня не выгоняешь, но я должна уехать.
– Куда?
– В свою деревню. Я взяла билет на послезавтра. Мои сбережения подходят к концу, да и тебя я больше стеснять не могу.
Галина села и уставилась на мой живот.
– У тебя живота ни черта не видно.
– А мне кажется, что он уже распух.
– Это самовнушение. Я тебе говорю, что его невидно, значит, невидно. Сколько у тебя?
– Четвертый месяц.
– Молодец. Дотянула. Уже и аборт не сделаешь. И на работу не устроишься. Еще немного, живот и в самом деле попрет. Кому нужна брюхатая баба… Ты своим родным сообщила?
– Нет, – покачала я головой.
– Почему?
– У меня язык не повернется сказать, что я беременна.
– Решила, как снег на голову? Поразить неожиданностью?
– Что-то вроде того.
– Может, тебе помочь чем?
– Галь, ничего не надо. Я уезжаю. Вон, билет лежит. Посидим, что ли, в последний раз…
– Посидим, чего не посидеть.
Галина распечатала бутылку шампанского и, налив себе полный фужер, уставилась на второй пустой бокал.
– Тебе можно?
– Можно, если осторожно. Налей немного. Я как ни как домой уезжаю.
Я сделала пару глотков.
– Спасибо
– Не надо благодарности, – резко перебила она меня. – Рано меня благодарить. Встань, пожалуйста.
– Зачем?
– Я хочу на тебя посмотреть. Ничего не понимая, я встала.
– Подними халат.
– Зачем?
– Какая тебе разница! Я же не мужик. Ты что, меня стесняешься?
Я пожала плечами и нерешительно задрала полы халата.
– Ерунда какая. Чего мне тебя стесняться?!
– Тогда что стоишь, как не живая?
– Я, по-твоему, прыгать должна?
– Боком повернись.
– Пожалуйста.
– Спасибо. Нет у тебя никакого живота. У тебя его вообще нет. Я думала, что тебя будет переть, как на дрожжах, ты ж худая, да, видно, ошиблась. Обычно у полной женщины не видно, что она беременна, а у худых с нескольких недель все заметно. Ошиблась. У тебя ничего не видно.
– Я могу сесть?
– Конечно, садись.
Положив руки на стол, словно школьница, я опустила глаза и тихо спросила:
– А зачем ты рассматривала мой живот?
– Я думаю, тебе еще рано ехать в деревню. – Галина заметно волновалась, ее волнение было просто невозможно не заметить.
– Почему рано?
– Потому что еще месяц ты можешь пожить у меня.
– Зачем?
– Ну как зачем?! Тебе что, так хочется в свою деревню?
– Совсем не хочется, но я должна ехать. У меня закончились деньги, да я, наверное, уже надоела тебе до чертиков. Я все понимаю. Ты и так поступила со мной благородно. Пригрела меня на целый месяц. Я должна ехать. Там яблоки, деревенское молоко, яйца, творог, да и воздух совсем другой. Это полезно для ребенка. Сейчас мне и отблагодарить тебя нечем. Знаешь, если когда-нибудь захочешь, приезжай ко мне в гости. На речке отдохнешь, молочка парного попьешь, какая никакая, а польза. Где ты еще такую экзотику найдешь, если не у меня в деревне?
– Нет уж, дорогая, лучше ты ко мне. Меня деревенская жизнь никогда не привлекала.
– Почему?
Потому что какой-нибудь механизатор может меня девственности лишить! – Галина рассмеялась, но мне почему-то было не до смеха. Странно. Раньше я всегда костерила свою деревню на чем свет стоит, а теперь решила за нее заступиться.
– Ты что глупости говоришь? Никому твоя девственность на фиг не нужна, тем более, у тебя все равно ее нет.
– Шутка. Короче, твоя поездка в деревню откладывается на месяц. Если тебе выпадает шанс месяц в Москве пожить, не упусти, лови момент.
– И кто мне дает такой шанс?
– Я, конечно, кто же еще…
– А что я буду здесь делать?
– То, что ты делала и прошлый месяц. Спать да смотреть телевизор.
– А тебе-то зачем это надо? Тебе что, скучно?
– Ну как тебе сказать, чтобы не обидеть… Вообще-то мне скучать никогда не приходится… – Галина пристально посмотрела мне в глаза, затем сказала, чеканя каждое слово: – Анжела, я разговаривала с Яковом.
Я не поверила своим ушам и чуть было не свалилась со стула. Поняв до конца смысл сказанного, я просто заледенела от ужаса.