Никогда не говори: не могу
Шрифт:
– Вычисли их, – сказал Роднин. – Проследи за кругом общения Каменира, выясни адреса и фамилии его знакомых. Ничего другого от тебя не требуется.
– Мне понадобится первичная информация об этом человеке, – напомнил Бондарь. – И все материалы по делу о взрыве в «Приходе».
– Нет ничего проще. Запоминай код доступа. – Продиктовав несколько букв и цифр, Роднин кивнул на кейс, стоящий возле стола. – Заберешь ноутбук с собой. Он подключен к Интернету через спутниковую связь.
– Я могу воспользоваться явочной квартирой?
– В этом есть необходимость?
«Еще какая, – ответил Бондарь мысленно. – Я боюсь
– Еще какая необходимость, – повторил Бондарь вслух. – Раз уж мне придется жить в соответствии с легендой, то лучше не забывать об элементарных правилах конспирации. Достаточно проследить за мной и поболтать с соседями, чтобы выяснить, что я не тот, за кого себя выдаю.
Недовольно засопевший Роднин перегнулся через подлокотник кресла, запустил руку в сейф и швырнул на стол связку ключей.
– Это совсем рядом, – буркнул он. – Улица Кирова, бывшая Мясницкая.
– Наоборот, – заметил Бондарь. – Улица Мясницкая, бывшая Кирова.
– Ну да. От этих бесконечных переименований голова кругом идет.
– И я того же мнения, товарищ полковник. Хорошо, что номера домов прежними остались. И номера квартир.
Роднин отреагировал на намек хмуро. Его не радовала перспектива временно остаться без одной из явок, которых в его распоряжении и так было раз-два и обчелся. Но делать было нечего. Правила игры, которую затеял начальник оперативного отдела, вынуждали его идти на некоторые жертвы.
– Дом 6, корпус 3, квартира 22, – сказал он. – Сразу за «Книжным миром»… или как там его сейчас называют? «Глобио-Библио»? «Библиус-Глобиус»? В общем, найдешь.
– Найду, – согласился Бондарь. – Не сомневайтесь, Василий Степанович.
– Не сомневаюсь. – Подумав немного, Роднин добавил: – В кладовке имеется кое-какое оружие, а также техническое оснащение. Записывающие устройства, выносные микрофоны, объектив видеокамеры для скрытого наблюдения. Все это добро хранится за съемной панелью на торцевой стене. Учти, за утерянное имущество будешь отчитываться. А за неоправданные расходы вообще можешь без погон остаться.
– Там и деньги есть? – восхитился Бондарь.
– Небольшая сумма на оперативные расходы, – отчеканил Роднин. – Не вздумай тратиться на спиртное или на девочек. И никакой пальбы, никаких гонок с преследованиями. Кстати, служебный автотранспорт нужен? Могу выделить.
Сделав такое щедрое предложение, Роднин напрягся. В его распоряжении не было даже свободного самоката, не то что машины. Но вести наружное наблюдение без колес чрезвычайно сложно, поэтому Роднин был просто обязан вспомнить об этом. Его коварный расчет строился на том, что капитан после гибели жены и ребенка до сих пор избегал садиться за руль. И расчет оказался верным.
– Спасибо, – сказал Бондарь, – но для начала попробую обойтись общественным транспортом.
– Ну что ж, хозяин – барин. – Роднин с облегчением размял затекшую поясницу, повертел шеей, пошевелил пальцами. – Тогда задавай свои вопросы и проваливай. Спать хочу, жрать хочу. Супруга на ужин вареники с картошечкой грозилась сварганить, а она по этой части такая мастерица, что тебе и не сни…
Фраза
Пригласить капитана в гости? Налопаться вместе от пуза, опрокинуть по чарочке, подремать с полчасика у телевизора, завалиться спать? Нет, нельзя. Командир не имеет права появляться перед подчиненными в домашней обстановке, с вываленным на колени животиком. Это вносит неразбериху в служебные отношения. Генералы не должны дружить с полковниками. Полковники обязаны соблюдать дистанцию между собой и младшими офицерами. Азы субординации. Почему же так муторно от этих прописных истин?
– Ну? – прикрикнул Роднин. – Долго я буду ждать?
– У меня нет вопросов, – негромко ответил вставший из-за стола Бондарь.
– Тогда, может быть, предложения или замечания?
– Критические? – Усмешка, сопровождавшая вопрос, была кривоватой.
– Почему бы и нет?
– Когда я только-только пришел на Лубянку, – сказал Бондарь, – мне рассказали одну поучительную историю, касающуюся критики в адрес вышестоящего начальства. С тех пор я предпочитаю держать свое мнение при себе.
– Что за история? – насторожился Роднин.
– На одном из партсобраний горбачевской поры зашла речь о том, что в органах КГБ уже не те порядки, как прежде, что веяния демократии и гласности охватили буквально все слои общества. Выступил парторг, призвавший коллег активно выносить на обсуждение острые вопросы, критиковать всех и вся, невзирая на лица…
– И что?
– В зале сидели два друга, два новоиспеченных лейтенанта. Один, вдохновленный таким красноречием парторга, вскочил и принялся пылко критиковать руководство. Чего он только не наговорил на том собрании! А на следующий день его вызвали к начальству. – Бондарь внимательно посмотрел в глаза Роднину. – Вы честный, бескомпромиссный сотрудник, сказали ему. Вы заслужили повышение по службе. Мы тут посовещались и решили послать вас в Кувейт. Будете нашим резидентом. Лейтеха стал объяснять, что он не имеет опыта, да и языка тамошнего не знает… Не беда, успокоили его. По легенде вы будете глухонемым, так что язык вам без надобности. Его придется отрезать.
– Обычная байка, – поморщился Роднин. – У нас никто никому языков не отрезал и не отрезает.
– Да, – согласился Бондарь, – это, конечно, преувеличение. Но вот то, что говорливый лейтенант до сих пор не поднялся выше чина полковника – чистая правда. Как и то, что его товарищ нынче в генералах ходит. После памятного собрания у него начался стремительный карьерный рост. Знаете, почему? – Не дождавшись реакции собеседника, Бондарь сам ответил на свой вопрос: – Потому что второй лейтенант, оказавшийся куда более сообразительным, тоже выступил с резкой критикой. Но направлена она была не против руководства, а против своего же товарища. Будущий генерал обвинил будущего полковника в пустопорожней болтовне, в неправильном понимании демократических основ, в стремлении выпятить свою персону за счет голословных утверждений.