Никогда не кончится июнь
Шрифт:
И на мгновение перед моими глазами вновь предстал необъятный простор под темным звездным небом.
…А как же утверждение кондукторши?
«Его лет двадцать как снесли…»…
Но «Лабиринт» снести не могли! В конце концов, вместе со мной по настоянию Марка там был Димка Кортнев, а они-то (если на свое здравомыслие я уже не рассчитываю) — точно в здравом уме!
Значит, кафе по-прежнему существует, но располагается где-то в другом месте.
А возле почты снесли совсем другое кафе. Мало ли их в нашем огромном городе?..
А
…Как же все-таки я утащила гитару с собой? Ведь я точно помню, что оставила ее на пороге почты…
— Где же это — за городом?.. — растерянно спросила я, уставясь на Степу.
— Понятия не имею, — пожал он плечами.
— А номер того «Фиата», который меня туда отвез, ты случайно не запомнил? — спросила я безо всякой надежды, ожидая услышать в ответ невнятное бормотание.
Но неожиданно Степа сказал:
— Как раз запомнил. У меня хорошая память на цифры, и я так долго пялился на его задницу…
И, помолчав, добавил:
— Номер 662. А вот букв не помню…
— Ну это уже кое-что! — загорелась я. — Надо позвонить одному папиному другу…
Однако не все оказалось так просто.
Папиному другу удалось дозвониться только в одиннадцать вечера, когда он приехал с дачи.
И еще один важный для расследования день утек быстрым ручейком…
Зато через несколько минут разговора передо мной лежал лист с именем владельца черного «Фиата» с номером 662.
Чекнецкий Вадим Сергеевич.
ГЛАВА 23
Я открыла глаза и села на постели.
В эту ночь я плохо спала. Вчера мы со Степой отыскали в старой телефонной книге одну-единственную фамилию Чекнецкий с инициалами В.С. и он еле-еле убедил меня не звонить ночью, а дождаться утра.
Там же, на наше счастье, был и адрес — тупик Музейщиков, дом № 34.
Мне вспомнилось, как в детстве, не в силах дождаться завтрашнего дня рождения, я убеждала себя: «Нужно поскорее лечь спать! Тогда я проснусь — и сразу будет завтра…»
Припомнив свои детские незатейливые мудрости, я, не сопротивляясь больше, улеглась в постель.
И действительно, завтра наступило гораздо быстрее.
Путаясь в ночной рубашке, я подошла к телефону и набрала номер.
— Алло, — донесся с другого конца трубки женский голос.
— Здравствуйте, — волнуясь, произнесла я. — Мне нужен Вадим Сергеевич Чекнецкий.
Возникла секундная пауза. Затем голос сообщил:
— Вадим Сергеевич Чекнецкий скончался в 1992 году.
Я замерла с раскрытым ртом и уже собиралась, извинившись, повесить трубку, как вдруг голос спросил:
— А вы по какому вопросу?
«А по каким вопросам обычно обращаются к покойному Вадиму Сергеевичу?» — хотела уточнить я, но вместо
— Кафе «Лабиринт».
В этот момент в комнату, завернувшись в простыню, вошел Степа и встал напротив меня, прислонившись к притолоке.
Как ни странно, голос ничуть не удивился моему ответу.
— Вопросами, связанными с кафе «Лабиринт», сейчас занимается его сын, Олег Вадимович. Вы по поводу закрытия пари?
— Да… — не понимая ни слова, пролепетала я.
— Чье пари вы желаете закрыть?
— Бориса Тимофеевича Залевского, — еле дыша, отчего-то шепнула я.
Послышалось перелистывание страниц и стрекотание компьютера.
Голос на другом конце стал механическим.
— Борис Тимофеевич Залевский. Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.
— Что? — растерялась я.
— Назовите код! — требовательно повторила механическая женщина.
— Э-э… — промямлила я, — я… я его не помню…
— Соединение не установлено, — отрезал робот, и в трубке раздались гудки.
Я растерянно уставилась на Степу.
— Ну, что? — он нетерпеливо вскинул светлые брови.
Я передала ему содержание странного разговора.
— Кое-что остается непонятным, — деловито резюмировал малец, выслушав мой сбивчивый рассказ, — но, по-крайней мере, мы нашли того, кого искали. Он явно в курсе дела. Осталось только узнать, что значит закрыть пари, и отыскать загадочный код.
— А как мы его отыщем, этот загадочный код? — спросила я у Степы. Тот лишь растерянно пожал плечами.
— Знать бы, как он выглядит…
— Наверно, какие-нибудь буквы с цифрами, — предположила я.
— Видимо, так, — согласился парень.
Степа помолчал немного, а потом произнес, потупив глаза в пол:
— Даш, а может… ну ее, всю эту чертовщину? Ну, Чекнецкого этого, Горячева, код какой-то… Ноты ведь давно не пишутся, они выброшены на свалку, и все спокойно… Давай не лезть в это дальше. Мне вообще уже кажется, что все это нам померещилось. Никаких шагов ведь мы уже не слышим? И если хорошенько подумать, то они элементарно объясняются — мышами, например. Да и ручка со стола сама могла свалиться, от наших с тобой движений по комнате. А твои полеты на бабочке и прочее — это, извини, просто чушь какая-то. И чем дальше мы в этом бреду увязаем, тем меньше я верю, что вообще слышал эти шаги…
Теперь настала моя очередь замолчать. Не говоря ни слова, я подошла к окну и взглянула на солнечный июньский день. Не верит он! А я почему-то должна спасать его жизнь! А может, и правда, бросить все ко всем чертям? Только вначале пусть он прочтет вот это…
Я вынула из сумки помятый конверт и протянула Степе.
— Что это? — отшатнулся он.
— Письмо твоего покойного дяди, — сообщила я с улыбкой, — в котором он просит меня оказать ему неоценимую услугу. Я получила его уже после его смерти. Оно свалилось мне на голову, прямо с неба.