Никогда не называй это любовью
Шрифт:
– Она сказала, что ты очень часто уезжала в Лондон и возвращалась поздно ночью.
– Очень часто? Возможно, дважды в неделю. Не ты ли с пеной у рта доказывал, что мне не следует томиться в деревне?
– Ну, и чем же ты занимаешься в Лондоне, осмелюсь спросить?
– Захожу к Анне или к Хадерли. Время от времени бываю в парламенте на женской галерее, и ты прекрасно об этом знаешь. Вилли, в чем дело? Я не желаю, чтобы меня допрашивали самым бесстыдным образом. Я не потерплю этого! Так что, изволь объясниться начистоту.
– Что ж, позволь! По всему Лондону ходят слухи, что у Парнелла незаконная любовная связь с некоей дамой, и при этом упоминается – да простит тебя Бог! – твое имя.
– Да, мы состоим с ним в дружеских отношениях, – с достоинством ответила Кэт. – Я восхищаюсь мистером Парнеллом, и он нравится мне. Однако, – ее голос зазвучал презрительно, – мне не нравится выражение «незаконная любовная связь». Полагаю, тебе следовало бы извиниться передо мной за подобные оскорбления.
– А ты знаешь, как тебя называют? Китти О'Ши. Как ты думаешь, может ли мне понравиться, что мою жену называют, как какую-то проститутку из мьюзик-холла?
Китти О'Ши. Кэтрин вся задрожала от отвращения и мрачного предчувствия.
– Кто это меня так называет?
– Откуда мне знать, с чего все это началось. Но, вне всяких сомнений, в недрах ирландской партии. Там отнюдь не все преданные сторонники Парнелла. Некоторые из них считают его проклятым протестантом. Меня, право, совершенно не интересует их отношение к религии. Меня интересует только то, чем занимается моя жена.
Вилли еще раз злобно пнул ногой портмоне.
– Вот она, эта вещь. Доказательство. Улика. И эта улика делает из меня рогоносца. Я собираюсь за это вызвать его на дуэль.
Кэтрин невольно схватилась за горло.
– Ты не совершишь такого безумного поступка! Это же полное сумасшествие!
– Не совершу, говоришь? – От Вилли не ускользнула вспышка страха в ее глазах, и на лице его вновь заиграло какое-то садистское удовольствие. – Мой старый друг О'Горман Махоун поддержит меня в этом.
– Все это пустое бахвальство, – презрительно бросила Кэтрин. – Ты только на это и способен, больше ни на что. Что ж, попытайся справиться с ним.
– Нет, это не бахвальство! – заорал Вилли.
Не сдержанное Кэтрин презрение стало губительной ошибкой. Теперь не важно, собирался он минуту назад выполнить свою живописную угрозу или нет, – теперь он обязательно доведет дело до конца. Она поняла это по его опущенным, словно у затравленного волка, глазам.
– Вилли, ради Бога, не делай глупостей. Ведь этим ты разрушишь карьеру не только мистера Парнелла, но и свою.
– Кого же это волнует моя карьера?! Тебя? Да она не волнует тебя ни на йоту. А что касается твоего драгоценного мистера Парнелла, так предоставь ему самому выбираться из этого скандала, если ему это удастся, конечно.
Китти О'Ши, Китти О'Ши… Измученная и обессиленная она лежала после ухода Вилли в постели, и ей все время казалось, что она продолжает слышать всякие непристойности. Китти О'Ши. По словам Вилли, такое имя может принадлежать женщине легкого поведения из мьюзик-холла. Какой же негодяй придумал его? Кто-нибудь из партии Чарлза? Наверное, это случилось в тот самый день, когда они с Чарлзом входили в отель на Каннон-стрит и она так боялась, что их кто-нибудь увидит. Да и сам Чарлз признался ей, что кое-кто из его партии догадывается, что у него где-то есть женщина.
Какой непоправимый вред будет нанесен Чарлзу, если Вилли исполнит свою угрозу! И еще. Почти все члены его партии – католики и находятся под пятой у своих священников и епископов. К тому же, помимо религиозной нетерпимости, в любой партии, какую бы политическую направленность она ни имела, всегда найдется полным-полно завистников, готовых ради своего тщеславия пойти на любую подлость. И многие обрадовались бы, увидев Чарлза Стюарта Парнелла низвергнутым со своего высокого пьедестала! Как быстро они забудут, сколько он сделал для их страны… Во всяком случае, намного больше любого другого за последние полвека, а может быть, больше всех их, вместе взятых.
Ирландия. Страна, где любят мучеников.
Кэтрин резко приподнялась на кровати. Чарлз Стюарт Парнелл ни за что не займет свое место в этой длинной веренице мучеников. Даже если ей придется сделать нечто из ряда вон выходящее, она остановит эту несправедливость и не позволит ей свершиться!
Первым делом она уволила мисс Гленнистер с ее лукавыми взглядами и двусмысленными усмешками.
– Ну мамочка, почему мисс Гленнистер должна уйти? – спрашивала Нора.
Кармен, доброе сердечко, была искренне расстроена, Норе же это было только любопытно. Казалось, она тоже недолюбливала мисс Гленнистер.
– Мне захотелось подобрать вам более подходящую гувернантку, дорогая.
«Кто же согласится служить в доме с такой печально известной репутацией», – подумала она про себя.
– А почему мисс Гленнистер не подходит нам, мамочка?
– Она плакала… – прошептала Кармен.
– Почему, когда ты увольняла ее, то нарядилась в свое самое лучшее платье? – спросила Нора.
– Это вовсе не лучшее мое платье.
– Ну, оно мне нравится больше всех. И твоя шляпка со страусиным пером. Ты поедешь в Лондон?
– Да, но ненадолго. Ведите себя хорошо и ложитесь спать, когда вам скажет мисс Гленнистер.
– Но она же будет собирать свои вещи.
– Еще неделю она побудет здесь… хотя едва ли…
– Мамочка, ты такая красивая! Ты увидишься с папой?
– Именно для этого я и еду в Лондон.
– А ты скажешь ему о мисс Гленнистер? – спросила Нора, накручивая на пальчик изящный локон. – Он не станет возражать, потому что она не нравится ему.
– Нет, нравится, – вмешалась Кармен.