Никогда не называй это любовью
Шрифт:
– Нет, не нравится. Я сама видела, как в прошлое воскресенье он ущипнул ее по дороге в церковь.
Кэтрин не была в апартаментах Вилли с того вечера, как они ужинали с мистером Чемберленом. Она боялась того, что может узнать о муже. В его комнатах все оставалось по-прежнему. Сам Вилли оказался дома. Он даже – довольно, впрочем, иронически – изобразил радость при виде ее. Выглядел он превосходно, она тоже. Ясно, что она как следует позаботилась о своей внешности, как, собственно, делала обычно с тех пор, как стала запросто заходить к своему мужу.
– Вилли,
– Но я действительно собираюсь вызвать Парнелла. Только что я закончил письмо к нему. Хочешь взглянуть?
Он протянул ей письмо, она осторожно взяла листок у него из рук и, не веря своим глазам, прочитала следующее:
Сэр.
Прошу Вас оказать мне огромную любезность встретиться со мной 10 числа, когда Вы будете в Лилле или еще в каком-нибудь городе на севере Франции – на Ваше усмотрение. Дело не терпит отлагательств. Буду премного обязан, если сегодня в час дня Вы дадите мне знать о названии гостиницы, в которой Вы остановитесь. Желательно было бы получить Ваш ответ незамедлительно, чтобы, не теряя времени, я мог условиться с сопровождающим меня другом.
Кэтрин собралась было разорвать этот листок на мелкие кусочки, но Вилли быстро вырвал его у нее из рук.
– Если ты сделаешь это, я напишу еще одно точно такое же письмо, – проговорил он.
– Вилли, не надо этого делать!
– Почему?
– Потому что это будет чудовищной ошибкой. Неужели ты собираешься выставить на посмешище не только себя, меня и мистера Парнелла, но и всю ирландскую партию?
– К черту эту ирландскую партию! Меня интересуют только мои права! То, что принадлежит мне, – это мое, под этим я подразумеваю и тебя.
– Неужели? – медленно произнесла Кэтрин. – Тогда, наверное, это касается и денег тетушки Бен, и дома, который она столь любезно купила для твоей семьи. Что же ты будешь делать без всего этого? Кормить семью на свои заработки?
Его лицо побагровело.
– Дело почти сделано. Письмо будет отправлено.
Она понимала, что Вилли зашел уже слишком далеко.
– Ну и посылай свое глупейшее, идиотское письмо! – вскричала она, и слезы ярости выступили на ее глазах. – Давай, разыгрывай свою сумасшедшую мелодраму. У тебя это всегда отлично получалось! Но не надейся, что твоя нога еще хоть раз ступит в этот дом. Не забывай, он принадлежит мне!
Кэтрин понятия не имела, где в этот раз остановился Чарлз. Она поехала в отель на Кеппел-стрит, чтобы навести хоть какие-нибудь справки, но не добилась ничего, кроме наглого оскорбительного взгляда от мужчины за конторкой, и поэтому не осмелилась продолжать свои поиски. Она страшно беспокоилась за Чарлза: ведь ему может быть нанесен непоправимый вред! В парламенте его тоже не оказалось. И Кэтрин ничего не оставалось, как вернуться обратно домой и провести бессонную, кошмарную ночь.
Аромат роз ворвался в распахнутое окно, и впервые за время этой ужасной комедии она задумалась о не родившемся еще ребенке. «Да защитит его Господь», – в отчаянии молилась она.
В течение целых двух дней она не получала никаких известий. Сорок восемь бесконечных часов… По утрам она читала вслух тетушке Бен и, очевидно, поступала правильно, ибо старая леди перестала жаловаться и не ворчала. Кэтрин отдавала распоряжения слугам, беседовала с детьми, укладывала их спать, разбирала корреспонденцию, бесцельно бродила по саду до наступления темноты и ждала, ждала. Она одновременно и боялась, и надеялась, что Чарлз все-таки объявится.
Наконец появился Вилли в сопровождении огромного седобородого грубого старика О'Гормана Махоуна.
– А парень-то – трус, – небрежно бросил Вилли жене.
– Почему? – еле слышно спросила она.
– Он игнорировал мое письмо. Ну, я послал ему еще одно.
– Наверное, его просто нет в Англии.
– Не-ет, он в Англии, дорогая, я наводил справки. Сначала он был в Ливерпуле, а сейчас возвратился в Лондон. Махоун видел его. Я написал ему, что мне известно: он не был за границей, как я его просил.
– Но и ты туда не ездил, – стараясь говорить как можно спокойнее, возразила Кэтрин.
– Не говори глупостей! Неужели я отправился бы во Францию следом за человеком, который туда так и не приехал?
О'Горман Махоун, не сводя с Кэтрин своих наглых веселых глаз, вдруг разразился непристойным хохотом.
– Мне показалось, что вы слишком буквально последовали моему совету, миссис О'Ши.
– Какому еще совету?
– Однажды я предложил вам быть любезной с Парнеллом, но не ожидал, что вы так воспримете это. И знаете, я не вправе винить беднягу, если вы смотрели на него такими сверкающими глазами, которым под силу растопить айсберг.
– Могу я тоже дать вам один совет, мистер Махоун?
– Всегда к вашим услугам. Буду только рад выслушать его.
– Никогда впредь не переступайте порога моего дома. Этот дом принадлежит мне; наверное, мой муж уже сказал вам об этом.
Вилли побелел от ярости, но О'Горман Махоун откинул назад свою огромную седую голову и вновь разразился громоподобным хохотом.
– Что ж, Вилли, мой мальчик, пойдем-ка лучше в ближайший публичный дом и там разгоним наши печали.
Позднее Вилли возвратился один. Он был немного пьян, чувствовалось, что его решимость куда-то исчезла.
– Ты поступаешь очень жестоко по отношению ко мне, Кэт. Наставляешь мне рога и издеваешься надо мной же в присутствии моих друзей.
Если бы Кэтрин не предстояла жестокая борьба за Чарлза, возможно, она бы немного и смягчилась. Но сейчас она не могла себе этого позволить. Она лишь холодно осведомилась, не отказался ли Вилли от своих намерений драться на дуэли.
– Если Парнелл все же мужчина, то он обязан встретиться со мной лицом к лицу. Однако, по-моему, он не мужчина. Он продолжает скрываться, трус!