Никогда не разговаривай с чужими
Шрифт:
— Выдры, — сказал себе Чарльз, сам не зная почему. Именно такое непонимание и заставляло его тревожиться. И когда его предсказания были такими невероятными, как, к примеру, сейчас, он был бы рад ошибке.
Наблюдая, как уходят Камероны, он в который раз удивился их росту. Они были словно другой расы. Манго выше его, вероятно, на целый фут.
— Сара, ты решила, куда мы поедем? — раздался голос мистера Мейблдина.
— В заповедник смотреть выдр, — ответила девочка. — Я просто разрываюсь между выставкой в Тохэме и этим, но, думаю, выдры все-таки лучше.
Чарльз взял на заметку ее ответ.
В заповеднике разводили как европейских, так и азиатских выдр, и каждая пара жила на своем собственном участке реки. Во время кормления — в половине четвертого — смотрители бросали рыбу
После чая в Оррингтоне по дороге домой они попали на автостраде в пробку, вызванную воскресными ремонтными работами, и машина угрожала перегреться.
— Я совсем угроблю машину, если буду ездить на ней дальше, — тревожился отец. — Надо оставить ее на работе и подобрать себе другую.
«На работе» — так все Мейблдины называли гараж у Ростокского моста. Отец поставил «БМВ» на площадке перед гаражом и направился в офис взять ключи для одной из подержанных, предназначенных для продажи «вольво», которые также стояли на открытой площадке. Чарльз не был здесь вечность. И опять он не понял, что заставило его тоже выйти из «БМВ», побродить среди машин на стоянке, затем пройти через большую мастерскую с поворотным кругом и выйти на задний двор, где машины ожидали ремонта или техобслуживания.
Способность, которой он обладал — Чарльз предположил это позже, — была чем-то вроде экстрасенсорики, второго зрения, или как там еще назвать. Он увидел красный «дацун» с настолько помятым задним крылом, что вряд ли оно подлежало восстановлению, и разбитым габаритным фонарем. На кузове из-под облупившейся красной краски выступали яркие зеленые пятна. Чарльз был рад, что согласился сделать снимки для сестры, так как фотоаппарат до сих пор болтался у него на шее. Он поспешно огляделся по сторонам. Никто за ним не следит, он убедился в этом. Выбрав точку, с которой номер машины хорошо попадал в кадр, он сделал несколько снимков красной машины и спокойно вернулся к офису с наивным и невинным выражением лица, которое особенно нравилось его матери. Оно стало его второй натурой и больше не требовало долгих тренировок перед зеркалом. Сквозь большое зеркальное окно офиса он увидел отца, который все еще что-то искал. Чарльз толкнул дверь, но она распахнулась не полностью. Что-то мешало ей пройти через коврик для ног. Чарльз заглянул за дверь и увидел на нем конверт, застрявший в щели под дверью. Он вытащил его и обнаружил внутри связку ключей от машины на колечке с кармашком для часов. На конверте был напечатан номер машины, которую он только что сфотографировал, и фамилия Уайтекер…
Отец наконец-то нашел ключи от «вольво» и направился к выходу. Довольный собой, но не показывая вида, Чарльз протянул отцу конверт.
Пересев в «вольво», Мейблдины покатили в Уттинг, дальнее восточное предместье Лондона.
— Хочешь, я обработаю для тебя пленку? — спросил сестру Чарльз и, на ходу придумав, добавил: — Я кое-кого знаю в фотоклубе у нас в школе, так что мне запросто сделают.
Сара, естественно, согласилась. Чарльз решил добить пленку в Уттинге, наверняка попадется что-нибудь «полезное». Никогда не знаешь, что потом пригодится. Сестра жила в Кюри-Хаусе, но из-за всеобщей суматохи, когда масса девочек и мальчиков возвращается в пансионы после воскресной загородной прогулки, да и просто потому, что в Уттинге была более свободная атмосфера, нежели в Россингхеме, Чарльз не сомневался, что у него не возникнет трудностей с проникновением в Хаксли и он сможет расспросить кого-нибудь, похожего на префекта, где комната Саймона Перча.
Оказалось, что префект хорошо знал Перча, возможно, даже был его другом. Он радостно сообщил, что Саймон еще не вернулся, да и вряд ли появится раньше восьми. Самым неприятным для Чарльза было открыть дверь Перча. И не потому, что замок был сложный — проще, чем во внутренних дверях, замков нет, — но потому, что оставался большой риск быть замеченным за этим занятием, которое потребовало, по меньшей мере, минуты две-три.
Чарльз обнаружил две книги по парусному спорту на полке над конторкой, которую старшие ученики Уттинга использовали как письменный стол. Книги по теории шахмат на полке не оказалось, и обыск комнаты успеха тоже не принес. Вероятно, Перч брал ее с собой домой и забыл там, а возможно,
Вернувшись в Кюри, где родители все еще секретничали с начальницей пансиона Сары, он столкнулся в холле с Рози Уайтекер. Она была знакома с Сарой и посмотрела на него, будто хотела заговорить, но он ошарашил ее холодным недоуменным взглядом.
12
Констанс Гудман принадлежала к той категории женщин, которая хорошо относится к друзьям своих детей, но не к ним самим. Это выразилось в ее приветливом взмахе руки, адресованном Джону, и быстром недовольном взгляде, когда она подзывала Колина. Ей было семьдесят, и ее хорошо знали три поколения, которые учились у нее в начальной школе. Джон — и Черри — были среди ее учеников, но Колина она не учила никогда. Своих бывших учеников она при встрече называла ласково «котенком», свой же сын, который зачастую оказывался младше, чем нежно любимые бывшие ученики, был для нее «цыпленком». И Колин действительно походил на цыпленка своим розовым лицом с крючковатым носом, темными маленькими глазами-бусинками и кудрявыми волосами.
Он казался крайне взволнованным, когда провел Джона в дом, и сейчас, когда сдерживал ликование, был скорее похож на Харпо Маркса. [15]
— Рада тебя видеть, котенок, — приветствовала его миссис Гудман, скрипя суставами, пораженными артритом. Она накрывала стол для чая, но Джон чувствовал, что не сможет проглотить ни крошки. — Я отниму у вас минут десять, а потом можете секретничать.
Она ясно дала понять, что осведомлена, о чем пойдет разговор с Колином, но не хочет говорить об этом.
15
Настоящее имя — Адольф Маркс, американский комический актер (1888–1964).
Джон подождал, пока она скрылась за дверью, и спросил:
— Что происходит в мире?
Прошло три недели, но информацией, полученной от Колина, он так и не воспользовался. Джон оказался в самом затруднительном в своей жизни положении. Необходимость выбора между действием, которое потянуло бы за собой разоблачение, или возможностью похоронить все, что рассказал ему Колин, не давала покоя. Не в его правилах поступать подло, однако это разоблачение вряд ли можно считать подлостью. Вероятно, он обязан это сделать и для своего собственного благополучия. В душе он гордился своей проницательностью. Надо же, не имея никаких доказательств, он оказался прав, когда разглядел в тусклых глазах Питера Морана скрытую порочность.
Он терялся в догадках, когда ехал на «хонде» к Колину тем субботним днем. Не имея никаких оснований для оптимизма, он был радостно возбужден и полон надежд. Колин и его мать жили далеко от города, практически на окраине Оррингтона, и дорога до них заняла почти полчаса. Домик, в котором после ухода Дженифер он не был ни разу, имел такой нежилой, скучный вид, что можно было подумать, что это новостройка. Но по несомненным строительным особенностям — невозможно назвать это архитектурой — это была постройка начала шестидесятых: Г-образной формы, из красного кирпича, с низкой крышей, с квадратными окнами и металлическими рамами. За домом вместо сада разместился газон с тщательно скошенной травой. Ни цветов, ни деревьев. Не единожды Джон давал Колину саженцы с хорошими корнями и ящики с цветочной рассадой, но что с ними происходило дальше, не знал, здесь они так никогда и не появились.