Никогда не взрослей!

Дмитрий Гринберг

— Да, Джереми. Я все понимаю.

— Ну, так что, как насчет пятницы?

— Я согласна…

— Хорошо. Тогда я буду ждать тебя там, где мы договаривались…

— До встречи!

Джереми сел в машину, завел мотор и уехал. Сэмми долго смотрела ему вслед. Кажется, она могла стоять так целую вечность, но пришел покупатель, и она была вынуждена вернуться за прилавок.

Оставшееся время пролетело быстро, и я почти не заметил, как пришел мистер Кларк, со своим вечным опозданием на двадцать минут. Я зашел к Сэмми, взять содовой, как всегда после работы, и посмотреть

в ее глаза. Они были затуманены, и она ничего не слышала. Мне было даже не очень обидно. Я сказал ей только:

— Пока, Сэмми!

Что, кажется, она даже не услышала.

С этой бутылкой я поплелся к дереву. Благо, было не жарко. День был темным, и пахло дождем. Еще издалека я увидел, что Фрэнк сидит на колесе, а Даг стоит, облокотившись о толстый ствол старого дерева. Я шел к ним с чувством, словно я возвращаюсь домой, где не был много лет, и по которому жутко соскучился.

— Привет, ребята! — сказал я, с переполняющим меня чувством тоски и радости.

— Здравствуй, Рэй, — сказал Даг. Фрэнк молчал.

— Фрэнк?

— Привет, Рэй.

— Давно уже мы не собирались так.

— Верно, — сказал Фрэнк.

— Рэй, раз уж ты заговорил на эту тему, наверно, я выскажу то, что мы все чувствуем. Я думаю, мы все чувствуем, что Уилбера больше не стоит приводить сюда. Верно, Фрэнк?

Фрэнк молчал.

— Я думаю, — продолжил Даг, — что лучше его оставить там, где он сейчас находится.

— Это была ошибка, Рэй, — сказал Фрэнк еле слышно, и опустил голову.

— Да что это с вами?

— Просто, ему здесь не место.

— Я услышал тебя, Даг.

— Замечательно, Рэй.

Даг подошел к колесу, и взялся за веревку.

— Ну, что, Фрэнк, пошли?

Фрэнк медленно и грузно слез с колеса, посмотрел на меня, и удалился вместе с Дагом.

Я остался стоять, как вкопанный. Я совершенно не понимал, что происходит. Единственное, что мне было понятно, это то, что ничего изменить нельзя.

Вечером этого же дня я сидел на крыльце веранды своего дома. Окно в комнату Уилбера было открыто, и он слышал, как начинают играть сверчки. Прошел небольшой дождь, и освежил улицы. Трава была влажной, и очень вкусно пахла. Я смотрел прямо перед собой, изредка проезжали машины, и редкие пешеходы давали понять, что в этом городе живет явно больше десяти человек. Большинство из них шли с зонтами, и перепрыгивали через лужицы. Все они были почему-то одеты в черную одежду, будто случился всеобщий траур, о котором только я один ничего не знал. И только одна фигурка отличалась от всех. Она была в светлом сарафане, и без зонта. Шла она босиком, и держала свои туфельки в руке. Мне показалось, что я ее знаю. Так и было, это была Сэмми.

— Сэмми! — крикнул я ей.

Она повернула голову, но не заметила, меня.

— Сэмми! — крикнул я еще раз, и встал на ступеньки.

— Рэй? — она остановилась, и прищуренными глазами искала меня.

Я сделал несколько шагов вперед. Она меня увидела, и махнула рукой. Я подошел к ней.

— Рэй, что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я здесь живу.

— В этом доме?

— Да.

— У тебя

очень милый дом.

Я знал, что она говорит не правду, потому что мой дом не был милым.

— Спасибо, Сэмми!

Она улыбнулась мне.

— А куда ты идешь? — спросил я.

— Я иду домой.

— Ясно…

— А что ты загрустил? Почему ты сидишь дома, а не гуляешь? Сейчас такая славная погода. Я бы на твоем месте только и гуляла с друзьями.

— Не могу, — сказал я, — их сейчас нет в городе.

— Что, прям, всех нет в городе?

— Да, — ответил я.

— Что ж, печально… А хочешь пойти ко мне в гости?

Я посмотрел на солнце, оно только начинало садиться, поэтому у меня было примерно полтора часа до того, как меня наругает мама.

— Конечно! — ответил я.

Мы пошли. Я ничего не сказал родителям. Только Уилбер мог слышать наш разговор, если у него был хороший слух.

Мы шли, и постепенно мне начинало казаться, что Сэмми моя подружка. И даже казалось, что и она это знает. Иногда я задевал ее рукой, еле касаясь. Но мне это было очень важно, я почти брал ее за руку. Конечно же, только мысленно. Но чувство было не менее восхитительное. Она шла целеустремленно, и почти не смотрела на меня. Я чувствовал, что ей нравится происходящее. Я не обронил ни слова, чтобы не испортить воцарившую идиллию.

Мы шли, и я ощущал каждый вдох, от которого кружилась моя голова. И каждый раз, когда я смотрел на Сэмми, она кружилась не меньше. Мы шли, и я совсем забыл о времени, и о пространстве, я совсем не имел представления, где мы, и как возвращаться обратно. Но это меня ничуть не пугало. Смерти не существовало, и ничего плохого не существовало.

Среди всех домов, которые стояли здесь, мне в глаза бросился самый маленький. Серо-зеленый домик с красивым газоном. Это был дом Сэмми. Мы шли к нему. Вблизи дом оказался стареньким, и краска на двери начинала лущиться, но это его ничуть не портило. Здесь хотелось остаться навсегда.

Сэмми открыла дверь, и мы вошли. Дома никого не было, и я подумал, что Сэмми живет одна. Но позже я заметил чьи-то вещи. Это были вещи взрослого мужчины, должно быть, ее отца.

— Присаживайся, — сказала Сэмми.

Я сел, и она спросила, не хочу ли я чаю, или чего-то еще, но я сказал, что… Черт, я не помню, что я сказал…

Сэмми подошла к окну, и выглянула, словно ждала кого-то. Она сказала, что скоро вернется, так как ей нужно смыть пыль, — она была без обуви, если вы помните.

Через несколько минут вернулась Сэмми, и была уже в другом платьице.

— Я дам тебе пирога, — сказала Сэмми, и стало слышно, как она управляется на кухне.

Сэмми принесла очень аппетитный пирог на маленькой тарелочке, и с маленькой ложечкой. Я отломал себе кусочек, и даже закрыл глаза, до того он был вкусным.

Здесь было очень уютно, так, чтобы отсюда не хотелось никогда уходить. Сэмми сидела рядом, и пила чай. Я поневоле ожидал чье-то возвращение. Вещи в этом доме говорили о том, что здесь живет какой-то мужчина, и мне не очень-то хотелось застать этого господина, каким бы приветливым он не оказался.