Никогда не взрослей!

Гринберг Дмитрий

— Пойди, проверь.

Я встал и пошел к двери. Она была закрыта, но не заперта.

— Дверь закрыта! — крикнул я.

— Странно… Ну, садись к нам.

— Я, пожалуй, поднимусь к себе.

Я быстро поднялся по ступеням и захлопнул дверь своей комнаты. Я посмотрел на часы — было двенадцать ночи. В комнате стояла пугающая тишина, но дверь открывать мне не хотелось. Я посмотрел на ручку двери, она стала покрываться инеем. Стало еще холоднее, изо рта стал выходить пар. Я подбежал к двери, повернул ледяную ручку и открыл

дверь. Мигом спустился вниз и увидел маму, обнимающую мою бабушку. Она тоже была покрыта инеем. И все в комнате было покрыто инеем. Одна бабушка сидела, как ни в чем не бывало. Она продолжала смотреть телевизор, экран которого покрывался ледяной коркой.

— Мам!

Она не отвечала.

— Мам! Что с тобой?

Я подбежал и схватил ее за плечо, которое оказалось ледяным. Глаза у нее замерзли и превратились в лед.

— Осторожней, она может рассыпаться, — сказала бабушка, медленно повернувшись ко мне. Я попятился назад, и споткнулся. Я стал ползти, не отводя от нее взгляда, но ее глаза не отпускали меня. Из ее рта стала вытекать багровая кровь и капать ей на одежду.

— Не-е-е-ет!!! — закричал я, и вскочил, чтобы выбежать на улицу. Но дверь не открывалась. Я пытался повернуть ручку, но она не слушалась. Когда мне это удалось сделать, я вырвался наружу и увидел небо. Вместо облаков у него была лава — темная и красная. Она перемешивалась. Ее становилось все больше и больше. Из нее шел черный дым.

— Рэй! Проснись, Рэй!

Я открыл глаза, и увидел, как Даг тормошит меня изо всех сил.

— Да что с тобой?

Даг посадил меня на кровать, рядом с Фрэнки.

— Что это было?

— Не знаю, Фрэнк.

— Вообще-то люди это называют кошмарами. Если вы раньше не сталкивались с этим, то я вам объясню: это называется — кошмар. Ясно?

— Это после индейских заклинаний теперь здесь кошмары! — Фрэнк забился в углу кровати и обхватил колени руками, — теперь здесь всегда будут кошмары!!!

— Хватит, Фрэнк! Его заклинания здесь не причем. Неужели ты в это веришь?

Все замолчали. Через минуту тяжелой тишины я заговорил:

— Я не хочу возвращаться домой, ребята.

— Прекрати нас пугать, Рэй! Ты просто не хочешь видеть свою бабушку. А все потому что она хочет тебя накормить пирогами, которые ты, наверное, ненавидишь.

— Нет, дело не в пирогах.

— Тога в чем?! Я скорее поверю в Бетмена, чем в то, что твоя бабушку — вампир.

— Она П Р И З Р А К!!!

— Тем более!

— Лучше скажи мне, ты еще не передумал идти со мной?

— Идти с тобой?

— Да. Или ты уже забыл, что хотел познакомиться с ней…

Даг посмотрел на Фрэнка, который стал еще бледнее после нашего прихода.

— Ничего я не забыл! Я пойду с тобой. Но только ради него, — Даг кивнул головой в его сторону, — посмотри, что с ним!

— Слушай, Фрэнки, и ты, Даг, тоже слушай: я не виноват, в том, какие сны мне снятся, и уж

точно не виноват, что вы мои друзья и влипли вместе со мной!

— Только мы еще никуда не влипли, Рэй.

— Вам так кажется.

— Слушайте, ребята. Может, вам просто пойти и проверить все? А потом вернетесь и расскажете. А то я себя совсем неважно чувствую.

— Сейчас мы уйдем, Фрэнк. Не волнуйся, здесь ты в безопасности.

— Да я и не волнуюсь. Просто…

Он закашлял.

Даг повернулся ко мне.

— Вот увидишь, как я буду смеяться, когда твоя бабушка окажется просто божьим одуванчиком.

Фрэнк раскашлялся еще сильнее, и мы не стали тянуть с уходом.

— Держись, Фрэнк. Мы скоро вернемся!

— Ладно, ребята, пока.

Мы вышли и закрыли за собой дверь в комнату Фрэнка, чтобы оставить его в тишине и покое.

Покинув дом Фрэнка, мы вновь ступили на хрустящий снег.

К этому времени мороз был уже не таким сильным, и мы не стали прятать руки в карманы. Дневное солнце дало нам шанс не отморозить себе носы, но щеки все еще становились красными от холода, как мы ни старались замотаться в шарфы.

Редкие машины проносились мимо нас, и мы думали, что было бы здорово, если бы одна из них возила нас, когда нам захочется, в любую погоду, и так далеко, как нам вздумается.

— Слушай, — заговорил Даг, — Фрэнки такой трус! Сколько его знаю, всегда начинает дрожать, чуть тень какую увидит.

— Просто он толстый, а в детстве все толстые — трусы.

— Надеюсь, ему сейчас принесут много горячего шоколада, и он сможет думать о привычных для него вещах.

— О пирожных? Ему много должны принести еды, чтобы он пришел в себя.

Мы рассмеялись, и пар вырвался из наших ртов.

— Он никогда не похудеет.

— Верно. Никогда.

— Слушай, а помнишь ту девчонку, в которую Фрэнки втюрился?

— Шерон?

— Да, рыжая Шерон. Как думаешь, она когда-нибудь пойдет с ним в кино?

— Она не пойдет с ним в кино, даже если он станет худым, как мы. Она ошивается с мрачными парнями.

— Это верно, эти уроды пристают к таким, как Фрэнк.

— Но только не к Фрэнку. Ему с этим повезло. У него физиономия сам знаешь, какая…

— Толстая.

— Да, толстая…

— Просто его в школе не замечают, будто он не существует.

— Верно. Кажется, что только мы его и видим.

— Мы, да его родители.

— Я знаю, что сделает Фрэнк, когда вырастет. Он станет ученым, и придумает какое-нибудь секретное оружие и убьет всех, кто его не замечал. Я бы так сделал на его месте.

— Всех? Только я не хотел бы, чтоб и нас задело, понимаешь, о чем я?

— Да. Надо поменьше давить на него.

— Черт побери, а погода налаживается!

— Шутишь?

— Нет. Посмотри на небо. Видишь, какое ясное?

Даг остановился и поднял глаза. Он был спокоен и равнодушен.