Никогда не взрослей!

Гринберг Дмитрий

Он посмотрел испуганным взглядом.

— Может, у меня легкое несварение? Ничего я не бледный.

— Это вряд ли. Твой желудок и камни переварит, — сказал Даг.

— Итак… Когда я был здесь неделю назад. Неделю, или около того… Сюда вошел Гэйдж со своими дружками…

— Рэй, ты это уже говорил.

— Он позвал меня потолковать на улицу. Так вот… Вышел я к ним. А они обступили меня так, что не убежать. Но я и не собирался этого делать. И когда этот Гэйдж пошел на меня с кулаками, его что-то остановило.

— Что же? —

спросил Фрэнк, все еще бледный, как стенка.

— Голос…

— Какой голос? Что ты несешь, Рэй?

— С тех пор я его не видел. А если кому-нибудь удастся его встретить — спросите у него сами. А голос этот доносился с крыши этого кафе.

— Там были кровельщики? — спросил Фрэнк.

— Да нет же! Это был голос какого-то мальчишки! И он продолжил ту считалочку!

«Четыре негритенка пошли купаться в море,

Один попался на приманку, их осталось трое.»

— Вот черт! — сказал Фрэнки.

— И что было дальше?

— А дальше Гэйдж упал, схватившись за живот. И глаза его стали белыми, как молоко, что вы пьете по утрам.

— И что же теперь делать? — спросил Фрэнк.

— Ума не приложу.

— А что если это был дух леса? — сделал предположение Даг. — Что если он хочет нам что-то сказать?

— Не думаю, — сказал я, — если бы он хотел нам что-то сказать, он бы это уже сделал.

— Да, — сказал Фрэнк. — Зачем ему загадки нам загадывать?

— Мало ли… Может ему скучно стало за все эти годы?

В общем, ничего мы не решили. Мы расплатились и оставили официантке на чай. Мы уселись в тени большего дерева, которое стояло в центре города на Сэд Стрит, и стали наслаждаться солнышком, которое грело наши колени.

Дома, что стояли неподалеку, казались нам миражом, они танцевали в расплавленном воздухе, и каждый думал о том, как ему хорошо. Неподалеку продавали мороженое, и образовалась небольшая очередь. Те, у кого была газета, накрывали ею свою голову, защищаясь от солнечных лучей. Какая-то девочка решила порисовать на асфальте мелками, но не успела она начать, как тут же вернулась в тень к своему велосипеду и стала ждать, когда появятся хоть пару тучек. Все живое находилось в тени, там, где тени не было, все увядало и засыхало.

— Рэй, — сказал, обернувшись ко мне, Фрэнк. — А ты не думаешь, что Уилберу могло бы пойти на пользу пребывание на свежем воздухе? Сводил бы ты его куда-то?

— Куда? В парк аттракционов, что ли?

— Да нет же. Ну, хотя бы… Черт, так сходу и не придумаешь…

— Вот именно, — сказал я, — ничего тут не придумаешь. На коляске он, куда его отвезешь?

— А ты просто его вывези из дому. Скажи, что хочешь показать ему город, — подсказал Даг.

— Верно, скажи, что хочешь познакомить его с нами. Ему, должно быть, это покажется весельем, — добавил Фрэнк.

— Даже не знаю… И что мы будем делать с ним?

— Потом увидим.

— Угу, — поддержал его Фрэнк.

Затем минуту

поразмыслив, добавил.

— А что если Уилбер и есть тот затерявшийся в лесу Вилли? Странно он здесь появился.

— Фрэнк прав, — сказал Даг, — в самый разгар этих странных событий. Кто может поручиться, что он и в самом деле не может ходить?

— Может быть, он гимнастикой занимается в это время, пока мы его жалеем? — сделал предположение Фрэнк.

Даг косо посмотрел на Фрэнка. Тот облизнул губы.

— Ничего обещать не буду, — сказал я, — но я очень постараюсь вывезти его на свет Божий.

Вечером, когда родители уже вернулись с работы, когда ужин еще не был готов, я вошел в гостиную, где отец читал газету, а мама писала письмо, сидя за столиком, и сказал:

— Простите, что отвлекаю. Вы не возражаете, если я завтра Уилберу покажу город?

Они явно не ожидали такого вопроса.

— Ну, ему же полезно будет подышать свежим воздухом? — продолжил я.

— Полагаю, что да, — задумчиво отозвался отец.

— Значит, вы не возражаете?

— Дорогая, — продолжил он, — полагаю, это будет полезно им обоим. Уилбер действительно нуждается в свежем воздухе. Сидя среди стен, он совсем падет духом. Пусть полюбуется прекрасной погодой, что стоит в эти дни.

— А что, — отозвалась мама, — Это отличная идея. Пусть Рэй возьмет Уилбера вечером с собой, когда будет не так жарко. Уилбер с трудом переносит наше солнце.

— Спасибо, мам. Вы не пожалеете…

За ужином мы сидели в полном сборе. Родители знали, что я его не очень долюбливаю. Нет, я им ничего такого не говорил, но они заметили, что я изменился с того самого дня, как он здесь появился. Я даже имя его старался не произносить.

Я не знаю, почему, но мама всегда настаивала, чтобы Уилбер всегда был за столом вместе с нами. Так, якобы ему будет приятней, и он не будет чувствовать себя отщепенцем. Можно подумать он ничего не понимал… Я думаю, он прекрасно знал, что его все жалеют, и здесь он только из-за жалости. В общем, все, как всегда… Ужинала она уже потом, после всех нас. Черт, и не надоело ей так делать?

Следующим утром я зашел к Уилберу. Он сидел в своем кресле напротив окна. Кровать была не застелена. На столе стояли какие-то бутылочки с лекарствами, и все отдавало тоской.

Эта комната была моей нелюбимой, и теперь она стала еще больше вызывать во мне неприязнь. Этот мальчик словно проник здесь в каждую вещь.

— Здравствуй, Уилбер, — сказал я, и встал так, чтобы он мог меня видеть, — ты не хотел бы, я собираюсь сегодня на прогулку, не хочешь со мной?

Он посмотрел на меня удивленными глазами. Он словно почувствовал, что здесь что-то не так.

— Не знаю, Рэй, — сказал он, — вряд ли это хорошая идея.

— Да брось ты. Тебе это пойдет только на пользу.