Никогда-никогда (др. перевод)

Гувер Колин

Грязный.

Я расставляла свои приоритеты, удивляясь, как мой мозг способен равномерно развиваться, когда, очевидно, у меня есть более серьезная проблема, когда мы вырываемся на солнечный свет.

Я прикрываю глаза свободной рукой, в то время как этот чувак Сайлас достает из рюкзака ключи. Он держит их над головой и крутится на месте, нажимая на кнопку сигнализации на брелке. С дальнего угла парковки мы слышим вой сигнализации.

Мы бежим на звук, стуча туфлями по бетону, будто кто-то гонится за нами. И, возможно,

гонятся. Машина - внедорожник. Я знаю, что она впечатляющая, но она так возвышается над остальными машинами, от чего они выглядят маленькими и ничтожными.

Рендж Ровер.

Либо Сайлас ездит на машине отца, либо живет за счет денег отца. Может, у него нет отца. В любом случае, он не сможет мне это рассказать. И откуда я знаю, сколько стоит такая машина? Я помню, как все функционирует: машина, правила дорожного движения, президенты, но не кто я такая.

Он открывает для меня дверь, а сам через плечо смотрит на школу и у меня появляется ощущение, что меня разыгрывают. Он мог быть ответственным за это. Он мог дать мне что-то, что спровоцировало потерю на время памяти, и сейчас просто притворяется.

– Это все по-настоящему?
– спрашиваю я, зависая над передним сидением.
– Ты не знаешь, кто ты?

– Нет, - отвечает он.
– Не знаю.

Я верю ему. Типа. Я проскальзываю на сидение.

Он больше, чем минуту внимательно рассматривает мои глаза, а затем захлопывает дверь и обегает машину к водительской двери.

Я чувствую себя плохо. Как после ночи с алкоголем. Я выпиваю? В моих правах написано, что мне семнадцать. Я жую свой большой палец, когда Сайлас садится и заводит машину, нажав на кнопку.

– Откуда ты знаешь, как это делать?
– спрашиваю я.

– Делать что?

– Заводить машину без ключа.

– Я... я не знаю.

Я наблюдаю за его лицом, пока мы выезжаем с места. Он много моргает, еще больше внимательно смотрит на меня, пробегает языком по нижней губе. Когда мы останавливаемся у светофора, он находит кнопку ДОМ на навигаторе и нажимает на нее. Я поражена, что он додумался до этого.

– Изменение направления, - вещает женский голос.

Мне хочется повести себя странно, выпрыгнуть из движущейся машины и убежать, как напуганный олень. Я так боюсь.

***

Его дом огромен. На подъездной дорожке нет машин и мы задерживаемся у обочины, двигатель тихонько урчит.

– Ты уверен, что это твой?
– спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Кажется дома никого нет, - замечает он.
– Приступим?

Я киваю. Я не должна быть голодной, но так и есть.

Мне хочется войти внутрь и что-нибудь съесть, и может исследовать свои симптомы и посмотреть, вошли ли мы в контакт с какой-нибудь поедающей мозг бактерией, которая украла наши воспоминания.

В таком доме, как этот, должна быть пара ноутбуков. Сайлас заворачивает на подъездную дорожку и паркуется. Мы робко выходим и осматриваем кустарники и деревья так, будто они оживут.

Он находит ключ на своем брелке, который открывает входную дверь. Пока я стою позади него и жду, изучаю его. В своей одежде и с такими волосами у него вид крутого парня, которому все равно, но его плечи выглядят так, будто его многое заботит. От него пахнет так же, как снаружи: травой, сосной и плодородным торфом. Он собирается повернуть ручку двери.

– Подожди!

Он медленно поворачивает ручку, несмотря на настойчивость в моем голосе.

– Что если внутри кто-нибудь есть?

Он ухмыляется, а может это гримаса.

– Может они спросят у нас, какого черта происходит...

И вот мы внутри. Мы стоим неподвижно в течение минуты, осматриваясь вокруг. Я съеживаюсь позади Сайласа, как размазня. В доме не холодно, но я дрожу. Все внутри тяжелое и впечатляющее - мебель, воздух, моя сумка, которая свисает с плеча мертвым грузом.

Сайлас идет вперед. Я хватаю его за заднюю часть рубашки, когда мы проходим через фойе в гостиную. Мы двигаемся из комнаты в комнату, останавливаясь, чтобы изучить фотографии на стенах. Двое улыбающихся, загорелых родителей обнимают двух улыбающихся, темноволосых мальчиков, на заднем плане океан.

– У тебя есть младший брат, - говорю я.
– Ты знал, что у тебя есть младший брат?

Он качает головой. Улыбки на фотографиях становятся более редкими, тогда как Сайлас и его младший брат становятся старше. На фотографиях множество прыщей и брекетов, есть фотографии, на которых родители изо всех сил стараются быть веселыми, прижимая к себе мальчиков.

Мы идем в спальни..., в ванные комнаты. Мы поднимаем книги, читаем этикетки на коричневых бутылочках от лекарств, которые находим в аптечках. Его мама по всему дому держит засохшие цветы: прижатые книгой на ночном столике, в ящике для косметики и выложенные на полках в их спальне. Я трогаю каждый цветок, про себя проговаривая названия. Я помню названия всех цветков. Почему-то я хихикаю из-за этого. Сайлас резко останавливается, когда входит в спальню родителей и видит, что я склонилась от смеха.

– Извини, - говорю я.
– Был один момент.

– Какой момент?

– Момент, когда я поняла, что забыла все о себе, но знаю, что такое гиацинт.

Он кивает.

– Да.

Он смотрит на свои руки и морщит лоб.

– Думаешь мы должны кому-нибудь рассказать? Может поехать в больницу?

– Думаешь они нам поверят?
– спрашиваю я.

Мы смотрим друг на друга. Я снова сдерживаюсь, чтобы не спросить, разводят ли меня. Это не развод. Все слишком реально.

Затем мы идем в кабинет отца, роемся в бумагах и заглядываем в ящики. Нет ничего, что сказало бы нам, почему мы такие, ничего необычного.