Никогда Никогда
Шрифт:
– Перестань, Джеймс. Я присутствовал практически на всех твоих днях рождения и ещё погуляю на полусотне других впереди.
Из кухни потянуло дымом, и глаза Джеймса заслезились ещё больше, чем прежде. Он сморгнул, желая, чтобы слёзы исчезли. Мать сморщила нос и вытерла покрасневшие глаза, а потом оставила их наедине, бросившись на кухню. Вероятно, чтобы спасти дом от пожара.
– Так что насчёт Кенсингтонских садов?
Мужчина смягчился и притянул к себе мальчика, крепко обняв. Джеймс
– Перестань, парень. Ты ведь уезжаешь не навсегда. Это всего на пару месяцев.
Джеймс не хотел отпускать отца, даже когда тот попытался отстраниться. Мальчик боялся, что если он так сделает, отец просто исчезнет. Но мужчина всё-таки победил и разорвал объятия. Он опустился на колено перед сыном и провёл мозолистым пальцем по щеке, стирая слёзы.
– Обещаю, когда ты приедешь на каникулы, а я снова причалю к берегу, мы сходим пообедать в Кенсингтонские сады.
Джеймс хлюпнул носом и медленно поднял глаза на отца. Его лицо светилось добротой, мужчина улыбался, но была в его взгляде какая-то грусть. Вокруг глаз залегли морщинки от улыбки, которую Джеймс так редко видел. Мальчик снова опустил глаза, стараясь сдержать предательские слёзы.
В тот момент Джеймс пожалел, что не увидит отца, когда тот снова ступит на берег. Таким, как в дни прибытия, отец нравился ему больше всего: короткие волосы отросли и начинали кучерявиться, лицо зарастало щетиной и пахло морем.
Отец взял сына за подбородок, чуть сильнее, чем следовало, и заставил посмотреть на себя. Джеймс сжал губы в тонкую полоску, противясь желанию уклониться от грубой отцовской ласки.
– Я горжусь тобой, сынок, – прошептал он. – Поезжай в Итон, стань человеком. Приложи все свои усилия. Стань во сто раз лучше, чем твой отец – бедный грязный матрос. И помни, мальчик мой, ты особенный.
Джеймс обхватил отца руками и сжал изо всей силы. Борьба со слезами была проиграна, и теперь он залил ими отцовскую рубашку. Но у мальчика уже не осталось в сердце места на сожаления.
Мужчина поцеловал его в макушку и произнёс негромко:
– Это не навсегда, сынок.
Потом он встал и направился на кухню, наблюдая за мамой Джеймса. У неё были круглые яркие щёки и блестящие серые глаза. Мужчина стёр пальцем муку с её лица и поцеловал жену в щеку, а когда он поцеловал её в губы, мальчик отвернулся, опасаясь, что мешает чему-то очень личному. Его отец что-то прошептал жене, опустился на колени и поцеловал её в живот. Затем послал Джеймсу извиняющуюся улыбку и распахнул дверь. Мать вздохнула, и устало вернулась к кухонной утвари.
Ланч для Джеймса был скучным и безвкусным. Он ел медленно, ковыряясь в тарелке. Его мать поджала губы и приподняла бровь, дотронувшись до его руки, и мальчик
– Ладно тебе, Джеймс. Он вернётся, не успеешь ты опомниться.
Мальчик вздохнул.
– Он не приедет на мой день рождения, даже открытку не сможет послать. Не сможет отвезти меня в школу-интернат и попрощаться, прежде, чем я навсегда уеду.
– Это не навсе...
– Но ведь такое может быть, – сказал Джеймс, сам понимая, что ведёт себя как избалованный ребёнок. Он кинул быстрый взгляд на мамин живот и тряхнул головой. – Он ведь даже не вернётся, когда ты будешь рожать.
У матери задрожали губы, и она заёрзала на стуле.
– Ну конечно он вернётся к тому времени.
Джеймс вздрогнул.
– Что значит «ну конечно»?
– Только то, что рождение ребёнка – это очень важное событие, и конечно твой папа будет здесь, когда придёт время рожать.
Мальчик почувствовал, будто ему дали под дых. Он поджал губы и встал из-за стола.
– Я больше не голоден. Если я тебе понадоблюсь, буду наверху, в своей комнате, – выдавил он.
Мать попыталась погладить его по плечу.
– Ох, Джеймс, я не имела в виду...
Больше мальчик ничего не расслышал, потому что забежал наверх по лестнице, захлопнул дверь и бросился на кровать прежде, чем мать закончила говорить.
Мать так и не поднялась к нему, и мальчик был этому рад. Возможно, ей было слишком тяжело подниматься по лестнице, не будучи уверенной, что её приходу будут рады. Мальчик сидел на кровати, поглаживая гладкую золотистую шерсть Мэгги, желая, чтобы эти две недели уже закончились завтра, и, как никогда мечтая поскорее выбраться из этого места. Джеймс представлял, что кусочки и обрывки его снов были правдой, что он был капитаном наводящего ужас пиратского корабля, неважно, как бы он назывался. Сейчас он уже не мог этого вспомнить. А ведь с утра прошло ещё так мало времени.
Если бы он только был моряком, пиратом, он бы отправился на море со своим отцом, когда захотел, и возвращался бы в Лондон только сам того пожелав. Мэгги положила свою огромную голову мальчику на колени, и Джеймс знал, что она понимает все его проблемы.
– Ты ведь будешь здесь, когда я буду уезжать, правда, Мэгги? – прошептал он, почёсывая её за ухом. – Поможешь мне задуть свечи на праздничном торте.
Мэгги просто лежала и мурлыкала. Джеймс решил, что это было «да».