Никола Мокрый
Шрифт:
— Не поможет, — горестно сказала Маша. — Я заметила… Миша плачет всегда, когда равновесие в Городе нарушено.
Ребенок закричал.
Акнир опустила глаза:
— Мы опоздали. Приговор объявлен.
Всего через пятнадцать минут, в сопровождении Мира и Акнир, Киевицы вбежали на возвышавшуюся над кривым Андреевским спуском Лысую — Замковую — гору, вытоптанную туристами, поросшую дикой травой, лишенную каких-либо построек, кроме почти вросшего в землю старого церковного кладбища.
Но,
Их повстречала тишина. Огромный, поросший ухоженной травой внутренний двор замка был нестерпимо безмолвен. И безмолвие это исходило не от каменных плит, не от пустых скамеек и кресел, а от тысячи тысяч киевских ведьм.
В центре двора на неприятно походившем на плаху деревянном помосте, прислонившись к высокому (позорному?) столбу, стоял Демон. Он стоял, как обычно сложив руки на груди, и равнодушно смотрел в никуда. Дух Города молчал. Молчали и ведьмы. И это всеобщее тотальное молчание огромной толпы было на диво невыносимым, тяжелым, лишенным воздуха — будто именно в нем сосредоточилась вся безнадежность ситуации.
— Вы пришли, — в глубине балкона появилась Глава Киевских ведьм Василиса Андреевна. Ее мягкий шепот не мог оцарапать гнетущую каменную тишину.
— Вы сделали то, что я просила? — еще тише спросила Акнир.
Василиса молча кивнула. Акнир пояснила:
— Все не так безнадежно. К счастью, нам удалось смягчить наказание. Он останется Духом Города, но не останется в живых…
— То есть умрет? — недоверчиво сощурилась Чуб. — И это, по-твоему, счастье?
— Жить, но не быть Демоном, лишь вечно переживать свой позор, — намного страшнее, — Акнир не шутила.
— Они что же, убьют его? — повысила голос Даша.
— Он уйдет сам, — тихо сказала Василиса Андреевна.
— Какие у него еще варианты? — вопросила Акнир. — Жить изгоем и страдать. Больше никто не сможет признавать его власть.
— Но почему? — возмутилась Чуб.
Чуткой спиной Даша почувствовала, как все ведьмы, сидящие на балконах, креслах, лавках, трибунах, молча повернули головы к ней, как всегда самой беспокойной и громкой.
— Да пойми ж ты, — втолковала Акнир. — Он послал тебя в церковь. В церковь! Он признал наивысшей Христову власть. Демон послал в церковь. Это все равно, что святой или ангел послал бы тебя служить наложницей к дьяволу. Мог бы он после этого остаться святым?
— Наверное, нет… — оглушенно признала Землепотрясная.
— Так и он не может остаться Киевским Демоном.
«Если они сольются, один погубит другого. От света тьма исчезнет…» — вспомнила предостережение Чуб.
— Хоть теперь ты понимаешь, как он любит тебя?! — набросилась она на Машу. — Ведь он, по сути, отдал за тебя свою жизнь!
— Мы — Киевицы, — сказала Ковалева. — Мы можем изменить это.
— Нет, — покачала головой Акнир. — Это нельзя изменить. Он больше не может представлять темноту. А жить и не быть — не захочет сам. Потому все молчат… Тут нечего больше сказать.
— Вот почему он потащил меня на конкурс русалок, — запоздало поняла Даша Чуб. — Он знал, среди вил нету ведьм. Ведь вы враждуете… Он думал, что там нас никто не услышит. Если бы я вошла в церковь сразу, если б не топталась на месте… Я подставила его!
— Сделай что-то, ведь ты — чароплетка, — обратилась Катерина к Акнир. — Ты можешь менять законы.
— Законы мира, но не социума, — скорбно сказала та.
— Не может быть, чтоб нельзя было сделать вообще ничего! — не выдержала Даша.
— Кое-что можно, — согласилась Василиса Андреевна. — Но вряд ли Мария Владимировна захочет. Есть один старый закон. У слепых он давно не в чести. Но мы чтим его до сих пор. Женщина может спасти мужчину от смерти, если скажет… — Глава Киевских ведьм наклонилась к Маше и прошептала.
Катерина нахмурилась. Даша быстро заморгала глазами. Машино лицо помертвело. Мир Красавицкий с ужасом посмотрел на нее.
«От Света Тьма исчезнет… Или от Тьмы исчезнет Свет», — ударило Дашу.
Маша Ковалева медленно закрыла глаза.
— Прости меня, Мир, — сказала она. — Но как я могу поступить иначе?
В абсолютной тишине Киевица прошла сквозь поросший травою замковый двор. Тысячи тысяч глаз смотрели на нее, тысячи сердец сжимались в предощущении…
Она подошла к деревянному помосту. Отметила, что при ее приближении Демон не повернул головы.
— Внимайте мне, ведьмы, — ее голос был сильным и громким, он не дрожал. — Я, одна из Трех Киевиц, Хранительниц Вечного Города, стоящая между Светом и Тьмой, прошу отдать мне эту жизнь и готова заплатить за нее самым ценным, что есть на свете. Своей свободой! Я беру его себе в мужья!
Она не ждала подобной реакции. Грохот радостных возгласов разорвал уши… И вмиг самопровозглашенная невеста поняла, в чем состояла хитрость Акнир, выменявшей вечное изгнание на смерть. Смерть мужчины можно было поменять на свободу женщины! Акнир знала, что собравшиеся здесь не желают исчезновения Стоящего по Левую руку, не жаждут его смерти — они сами не знают, как обойти непоколебимый закон, и счастливы, что нашелся единственный способ.
— Вплоть до XVIII века, — разъяснила Катерине Василиса Андреевна, — в Украине за женщиной признавалось право дарить жизнь не только детям, но и мужчинам. Если девушка заявляла о своем согласии вступить в брак с приговоренным к смерти, его немедленно миловали и отдавали ей в мужья. Вне зависимости от желания последнего, — лицо Главы Киевских ведьмы было торжественно-радостным….